Последний козырь
Шрифт:
— Все ясно! Шизофреник или кретин для вас, значит…
— Совсем не значит, — энергично вступает в разговор Стрельцов. — Для меня, во всяком случае, это ничего еще не значит. Я не верю ни в какие врожденные полезные или отрицательные задатки, ни в какие "гены преступности". Главную причину преступности я вижу в микросоциальной среде, говоря ученым языком. А попросту — в ближайшем окружении. Иногда — в семье, чаще — в друзьях-приятелях.
— Это в условиях нашего-то социалистического общества? — иронически усмехается Татьяна Александровна.
— Потому я и употребил слово не "социальная", а "микросоциальная" среда, — уточняет Стрельцов. — Бывший наводчик Козыря Петр Жуков — типичный "продукт" такой среды.
— И никакой биологии? — спрашивает Карцев.
— Я признаю и биопсихологические особенности личности, но лишь как вторичные. Приведу для примера того же Жукова, у которого явно слабая воля, в детстве страдал, наверно, ночными страхами. А как бы это проявилось, воспитывайся он в нормальной среде? Товарищи, наверное, легко уговорили бы его заниматься, ну, скажем, водным спортом, тогда как душа парня к этому не лежала, да и способности могли быть к другому. А так как он рос в семье алкоголика-отца, а потом подпал под влияние такой "демонической" личности, как Козырь, то…
— А я все-таки убеждена, — перебивает его Татьяна Александровна, — что биопсихологические особенности личности недооцениваются. Мне попались как-то результаты обследования преступного мира Москвы в двадцатых годах. Тридцать процентов обследованных оказались психопатами, а у восьмидесяти процентов обнаружились наследственные отягощения.
— Но ведь это когда было! — замечает Карцев.
— Согласна с вами, давно. Но, к сожалению, и теперь у несовершеннолетних, состоящих на учете в детских комнатах милиции, имеются, как мы, медики, говорим, болезненные проявления со стороны психики. А наши криминологи, к сожалению, недооценивают этого.
— Насколько мне известно, — возражает Стрельцов, — во Всесоюзном институте по изучению причин преступности создается, а может быть уже и создана, психологическая лаборатория…
— А нужно бы еще и отдел биологических исследований для изучения генетических, антропологических, физиологических, биохимических и иных особенностей преступников. Разве ты не согласен с этим?
— Соглашусь с тобой, но только в том случае, если таким исследованиям будут подвергаться лишь рецидивисты.
В оживленной беседе на волнующую всех тему незаметно летит время. Когда лейтенант Карцев начинает собираться домой, Татьяна Александровна говорит ему на прощание:
— Я очень рада, что познакомилась с вами, Алексей Ильич. Буду теперь знать, с кем мой супруг работает. Чертовски досадно, что таким толковым, интеллигентным людям, как вы и Василий Николаевич, приходится заниматься столь неинтеллигентным делом, как борьба с преступностью. И ты не хмурься, пожалуйста, Вася. Действительно, это досадно, но, видимо, необходимо…
— Ну, ладно, ладно! — снисходительно прерывает ее Стрельцов. — Будем считать, что ты правильно уяснила наконец основную нашу миссию. Пожелай же нам успеха в поимке знаменитого железнодорожного бандита по кличке "Козырь".
На другой день утром, когда капитан Стрельцов с лейтенантом Карцевым собираются выехать в Прудки, Ковалев вызывает Стрельцова к себе.
— Мне только что позвонил оперативный уполномоченный станции Грибово, — сообщает он капитану, энергично постукивая авторучкой по настольному стеклу, — и доложил, что интересующие нас телеграммы, пришедшие в Грибово со станции Прудки, до сих пор никем не востребованы.
Заметно обескураженный Стрельцов просит у Ковалева сигарету. Неумело прикуривает, затягивается несколько раз и, поперхнувшись дымом, начинает кашлять.
— Я тоже полагаю, что мы не ошиблись. Но каким образом содержание телеграмм стало известно Козырю — это действительно загадка. И вам с Карцевым предстоит ее решить. Вот и подумайте теперь над этим, не забывая, что времени у нас в обрез.
Несколько минут длится молчание.
— А что, если!..
И Стрельцов начинает горячо излагать неожиданно возникшую идею.
Внимательно выслушав капитана, Ковалев сомнительно покачивает головой.
— Вряд ли многоопытный Козырь попадется в ловушку, которую вы собираетесь ему расставить.
— Ну, а что мы теряем?
— Да хотя бы то, что можем насторожить его в случае, если он разгадает наш замысел. Нам ведь многое еще не ясно. Предположений, к сожалению, больше, чем фактов. Можно, конечно, и даже, видимо, нужно допустить, что преступник нашел какой-то способ знакомиться с содержанием посланных ему телеграмм, не получая их. Но все равно остается неизвестным, при каких обстоятельствах посылаются ему эти телеграммы.
— Обстоятельства тут совершенно очевидные… — возбужденно начинает Стрельцов, но Ковалев недовольно останавливает его.
— Не торопитесь, капитан. Давайте обсудим все по порядку. Первым и основным обстоятельством для посылки ему телеграммы следует, видимо, считать наличие ценных грузов в поезде и благоприятное размещение охраны. Так?
— Так, — подтверждает Стрельцов.
Ковалев не торопясь закуривает новую сигарету, усаживается поудобнее и продолжает:
— Наличие охраны без особого труда заметит, конечно, сообщник грабителя на станции Прудки. И сделает вывод — в поезде есть интересующие их грузы.
— В противном случае поезда не охраняются. Ну, а как же он узнает, в каких вагонах ценные грузы?
— В тех же Прудках стрелок охраны во время остановки непременно будет проверять сохранность пломб на дверях.
— Ну, а то, что преступников интересует именно девятьсот восьмой поезд, будем считать фактом, не вызывающим сомнения. Он проходит Грибово ночью. Это должно их вполне устраивать. Какие еще обстоятельства были бы им на руку?
— Погода.
— Да, ненастная и безлунная. Эти необходимые для ограбления девятьсот восьмого условия будем считать почти бесспорными. А все остальное, к сожалению, очень зыбко пока. На станции Прудки ведется наблюдение за девятьсот восьмым? Там не такие ведь благоприятные условия, как в Дубках. К тому же теперь в шесть часов уже сумерки, а это мешает наблюдению за поездом.