Последний козырь
Шрифт:
— Не довелось, — вздыхает Орликов. — Но, может, еще и встретимся…
Дальнейший разговор их не дает Стрельцову ничего интересного, и он приказывает конвоиру увести арестованного.
— Знаете, товарищ капитан, — возбужденно говорит Жуков, как только они остаются одни. — Нечисто тут что-то… Быть того не может, чтобы Орликов (мы его Семафором окрестили) не знал, что Куркуль не только на свободе, но и тут где-то обитает. Скорее всего, даже в Прудках… Они с Куркулем компаньонами были по сбыту краденого. И не у одного только Козыря воровскую добычу перекупали. Главным, правда, всегда был Куркуль. Он башковитее. Козырь даже сказал как-то, что он далеко бы пошел, если посмелее был…
— А теперь посмотрите эту фотографию! — протягивает Стрельцов Жукову небольшую фотокарточку. На ней изображен худощавый мужчина лет сорока.
Едва бросив беглый взгляд на фотографию, Жуков тотчас восклицает:
— Так ведь это и есть Куркуль!
— Вы уверены?
— Все равно, как если бы вы мне отца родного показали.
Как только Стрельцов доложил Ковалеву о разговоре с Жуковым, полковник распорядился:
— Немедленно вызывайте машину — едем в Первомайский! Возьмите с собой кого-нибудь из сержантов.
Возле Грибовского отделения милиции машина останавливается, Стрельцов выходит и спустя несколько минут возвращается вместе с лейтенантом Карцевым.
— Докладывайте, — коротко приказывает Ковалев лейтенанту.
— Как мы и предполагали, в почтово-телеграфном отделении станции Грибово в те дни дежурила одна и та же телеграфистка, — сообщает Карцев. — Я имею в виду случаи, когда в Грибово приходили из Прудков интересующие нас телеграммы.
— Ее фамилия Иванова? — спрашивает Стрельцов.
— Так точно, товарищ капитан, Иванова Елена Семеновна.
— После того как я показал Жукову фотографию шофера Иванова, и он узнал в нем бывшего сообщника Козыря Куркуля, я уже не сомневался более, что совпадение фамилии грибовской телеграфистки с фамилией первомайского шофера не случайно, — удовлетворенно произносит Стрельцов, и усталое лицо его заметно светлеет.
Спустя полчаса машина останавливается возле дома Иванова. Из нее выходит Стрельцов и решительно стучит в калитку.
За забором начинает лаять собака, но никто не отзывается. Подождав немного, капитан стучит снова, уже громче. Опять никакого ответа, только лай свирепеет все больше.
— Может быть, сбежал? — высказывает предположение Карцев.
— Это исключено: за домом неусыпно вели наблюдение. Да он и сам человек неглупый, на рожон не полезет. Не понимает разве, что бежать, да еще с простреленной рукой, очень рискованно. Куда надежнее невинно пострадавшего разыгрывать. К тому же он, наверное, все еще уверен, будто против него нет никаких улик. Что-то слишком уж долго не открывает никто?!
Едва капитан собирается постучать в третий раз, как из соседней калитки выходит сержант Ерошкин.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — приветствует он Стрельцова. — Можете не беспокоиться — тут он.
И почти тотчас же за калиткой раздается голос Иванова:
— На место, Полкан! Чего разгавкался!..
Не спрашивая, кто стучит, Иванов широко распахивает калитку и выходит на улицу.
— А, товарищ капитан! — восклицает он, приветливо кивая Стрельцову. — Заходите, пожалуйста. Давненько вы меня не навещали. Я уж думал, что и не зайдете больше.
— Здравствуйте, Куркуль!
Стрельцов делает знак приехавшему с ним сержанту. Вдвоем с Ерошкиным они быстро обыскивают Иванова.
— Вы, видно, путаете меня с кем-то, — возмущается Иванов. — Или шутите, может быть?..
— Какие уж там шутки, — хмуро усмехается Стрельцов.
Иванов держится с отменным хладнокровием и ничем не выдает своего волнения.
— Ваша воля, — говорит он обиженным тоном. — Можете шутить, если это вам нравится. Похоже, вы действительно меня с кем-то спутали…
— На сей раз уже не спутаем, — замечает молчавший до сих пор и с любопытством рассматривавший Иванова Ковалев. — Товарищ сержант, в машину его!
Когда Иванова вводят на допрос к Ковалеву, он произносит тоном глубоко обиженного человека:
— Что же это получается, гражданин начальник? Стоит только бывшему правонарушителю, честно отбывшему свой срок наказания, попытаться встать на честный путь, как ему сразу же пришивают какое-то дело.
— А против того, что ваша воровская кличка Куркуль, уже не возражаете, значит? — спрашивает полковник, дивясь его выдержке.
— А чего же тут возражать теперь? — пожимает плечами Иванов. — Это вам нетрудно было установить, хотя я, откровенно говоря, забыл указать свою судимость в анкете, которую заполнил при поступлении на работу.
— Почему под Козыря работали? — задает вопрос Стрельцов.
— То есть как это под Козыря? Я и не думал…
— Да, сначала не думали, — строго прерывает Иванова Ковалев. — Сначала хотели только его методом воспользоваться. А когда по всей дороге слух пошел, будто все совершенное вами дело рук Козыря, решили, что вам это только на руку. Милиция, мол, обязательно по неверному пути пойдет. Вы и в самом деле чуть было нас не провели, заявив, что ранил вас какой-то бандит, по внешнему виду похожий на Козыря. На самом же деле вас в ту ночь лейтенант Карцев ранил на крыше товарного поезда на перегоне Грибово — Первомайская, когда вы снова собрались девятьсот восьмой ограбить.
— Это еще нужно доказать! — зло восклицает Иванов.
— И докажем, — спокойно продолжает Ковалев, закуривая сигарету. — Сестрица ваша, Елена Семеновна Иванова, расскажет нам, как передавала вам содержание телеграмм, адресованных на имя то Гусакова, то Тюрина, но не востребованных ими, ибо адресатов этих и не существовало. Внесет нужную ясность и отправитель этих телеграмм, наводчик ваш Орликов, по кличке Семафор. Попался он, отправляя вам последнюю телеграмму, хотя на сей раз она была адресована реально существующему лицу и текст ее почти соответствовал действительности. Истинный же смысл ее был, конечно, все тот же: сообщение о вагоне с ценным грузом и местонахождением стрелка охраны.