Последний козырь
Шрифт:
"Придется прекратить допрос…" — решает капитан, но Иванов, полежав немного, продолжает:
— Почувствовал я, что неладное что-то с ним творится, и во двор хотел выйти от греха. А он отбросил меня в сторону, дверь на запор и свет потушил. Потом к окну прильнул. Я тоже из-за его спины наблюдаю, хотя и понять не могу, кого он высматривает там. И тут мы вас заметили… Я опять к двери, чтобы в дом вас впустить, а он выхватил что-то из кармана и шипит: "Ложись на пол, гад!.." Я уже за крючок взялся. И тут он бац в меня из пистолета… На какое-то мгновение лишился я сознания, а когда пришел в себя — слышу на кухне под чердачным люком грохочет что-то… Ну, а потом и вы ворвались…
Капитан Стрельцов тщательно осматривает дом Иванова, состоящий из двух комнат и кухни, но ничего подозрительного не обнаруживает. Зато находит след пули — маленькое черное отверстие, хорошо заметное на беленой стене у самых дверей. Значит, пуля, попавшая в Иванова, когда тот пытался сбросить с двери крючок, прошла через его руку навылет.
"Что же мне теперь с раненым делать?" — озабоченно думает капитан, бросая взгляд на хозяина дома. Но в это время из местной поликлиники прибывает сестра с бинтами и медикаментами. Ее прислал лейтенант Карцев.
Поиски Козыря так и не увенчались в ту ночь успехом, хотя поселок был буквально прочесан местной милицией. Он как сквозь землю провалился…
Никаких следов Козыря не обнаруживается и днем, хотя капитан Стрельцов с группой оперативных работников занимается поисками с утра до поздней ночи. А на следующий день в поселок Первомайский неожиданно приезжает полковник Ковалев.
— Снова, значит, улизнул? — с непонятным Стрельцову спокойствием спрашивает он.
— Как в воду канул, — уныло отзывается капитан.
Они медленно идут по главной улице поселка, набросив на фуражки капюшоны прорезиненных плащей. Страдающий ревматизмом Ковалев зябко ежится от холодного ветра.
— А как обстоит дело с наводчиком Козыря? — спрашивает Ковалева Стрельцов.
— Арестован сегодня. Оказался станционным буфетчиком Орликовым.
— Допрашивали?
— Допрашивали. Упорствует пока. Уверяет, что ни к какому Козырю никакого отношения не имеет. Меня, знаете, что настораживает? — продолжает полковник, останавливаясь и поворачиваясь спиной к ветру, чтобы закурить сигарету. — Непонятная убежденность Орликова в том, что по делу Козыря против него не может быть никаких улик.
— А что у него в прошлом?
— Дважды отбывал наказание за мелкие кражи на транспорте.
— И все-таки устроился буфетчиком на станции?
— Директор вокзального ресторана уверяет, будто тот "втер ему очки", представив отличную рекомендацию с прежнего места работы.
— А как он объясняет смысл отправленных им телеграмм в Грибово?
— Утверждает, что имеет отношение только к последней.
— А предыдущие разве не его рукой написаны?
— В том-то и дело, что нет. Почерк на них женский. Предполагается, что писала его дочь. Сейчас этим занимается старший лейтенант Самойлов.
— Ну, а от той телеграммы, что его рукой написана, он ведь не отказывается? Этого разве недостаточно, чтобы…
— Пока недостаточно, Василий Николаевич, ибо в поселке Медовом, расположенном неподалеку от станции Грибово, действительно проживает Серегин Иван Петрович. Мало того — его племянник Семен Орликов на самом деле недавно переехал на Красноармейскую улицу. Только вот номер дома оказался не двадцать три, а тридцать два. Но Орликова это не смутило, говорит, что случайно перепутал — новый ведь адрес, не привык еще к нему. Да и вообще поторопился старший лейтенант Самойлов с арестом. И не потому, что есть сомнения в причастности Орликова к ограблению девятьсот восьмого. Целесообразнее было бы, пожалуй, понаблюдать за ним некоторое время.
— Вы думаете, что это помогло бы нам Козыря выследить?
— Раз Орликов его сообщник, должны же они встречаться.
— А что, если нам показать этого Орликова Жукову? — предлагает Стрельцов.
— С какой целью? — недоуменно поднимает брови Ковалев. — Не вижу в этом смысла.
— Однажды я вам докладывал, что Жуков встретил в Прудках бывшего "коллегу" Козыря по кличке Куркуль, который покупал у Козыря краденое. Не может разве оказаться, что этот Куркуль и Орликов — одно и то же лицо? Ему сколько лет?
— Тридцать восемь.
— По словам Жукова, Куркулю тоже около сорока. Вполне возможно, что это он. А рост?.. Высокий, худощавый?.. Ну так это определенно он!
После некоторого раздумья Ковалев решает, что очная ставка Жукова с Орликовым делу не помешает, и соглашается на предложение капитана.
На следующее утро Стрельцов встречается с Жуковым в конторе вагонного депо.
— Помните, Петр Иванович, вы рассказывали мне о встрече с Куркулем?
— Как же не помнить, товарищ капитан!
— Вы тогда до Прудков его проследили и высказали предположение, что он где-то там обосновался.
— Вполне возможно, товарищ капитан.
— Мы вам покажем сейчас одного человека, и вы скажете: не Куркуль ли это?
— Понимаю, товарищ капитан, — кивает головой Жуков.
Увидев Жукова, Орликов, вопреки ожиданиям Стрельцова, нисколько не теряется, а, напротив, как будто даже радуется встрече со старым знакомым. Во всяком случае, лицо его озаряется приветливой улыбкой. Жуков же, едва взглянув на Орликова, произносит удивленно:
— Это ты, Семафор! Тоже, значит, на старое место потянуло? А я-то думал, что вернулись в родные края только мы с Куркулем. Небось снова с ним вместе?
При упоминании клички "Куркуль" лицо Орликова темнеет, однако он тотчас овладевает собой и как ни в чем не бывало восклицает беспечно:
— Вон кого вспомнил! А я уж и позабыл, когда виделся с ним в последний раз. Сто лет назад! Это еще когда Козырь тут был. Но с тех пор пути наши разошлись. А ты что, видел его разве?
— В том-то и дело, что видел. И потому удивляюсь, как же это ты-то не встретился с ним?