Последний козырь
Шрифт:
Шеф молчит некоторое время, пристально всматриваясь в узенькие, еле заметные под сверкающими отраженным светом стеклами очков глаза бухгалтера, и медленно произносит:
— А предлагаю я тебе, Остап Терентьевич, уничтожить всю нашу отчетную документацию. Имитировать какое-нибудь стихийное бедствие, пожарник, к примеру, за что тебе, конечно, не поздоровится. Я сам же привлеку тебя к ответственности за небрежное хранение отчетных документов, и получишь ты за это никак не меньше двух-трех лет. И выручать тебя никто не будет, отсидишь все, что положено. Мы же возьмем на себя заботу о твоей семье. А когда отбудешь срок — получишь еще и вознаграждение, тысчонок двести, к примеру. Вот и подумай теперь об этом предложении.
Чубукова не очень удивляют эти слова. Он не возмущается, не меняется в лице, не просит воды. Вынимает только трубку изо рта и почесывает затылок.
"Да-а, задачка не из легких, — торопливо думает он. — С одной стороны, сидеть, конечно, и так и сяк. Пожалуй, даже больше еще дадут, если документы наши попадут в ОБХСС и там что-нибудь узрят. И если даже пущу я слезу на суде и скажу, что согласился на жульничество по принуждению со стороны шефа, все равно дадут немало. Но, с другой стороны, двести тысяч меня не устраивают. Я же хороший бухгалтер и знаю, чего стою. Моя цена — полмиллиона. И я ее с него сорву…"
— У меня семья, — говорит он вслух. — Разве можно на такое решиться. И потом рисковать свободой за двести тысяч… Нет, уж вы меня извините. Дать ведь могут и не два года, а гораздо больше. Предложите это кому-нибудь более отчаянному, чем я, а мне семью кормить надо.
— Но ведь я и не прошу тебя дать согласие сейчас же, — мягко замечает шеф. — Да и сумма названа пока лишь ориентировочная. Для меня сейчас главное, чтобы ты решился, а о сумме мы договоримся.
"Если сейчас согласиться, — прикидывает в уме расчетливый Чубуков, — больше трехсот из него не выжмешь. Нужно потянуть. Кроме меня, ему ведь все равно не на кого больше рассчитывать…"
— Ну что ж, — небрежно произносит он, — я подумаю. Хотя вам лучше еще кого-нибудь подыскать. Уж очень это рискованно.
— Хорошо, Остап Терентьевич, подумай. Имей только в виду, что времени у нас в обрез. Боюсь, не сегодня завтра ОБХСС нагрянет.
— Ладно, учту это. Только и вы учтите, на какой риск придется идти. И потом с головой надо все делать. Пожар страшен ведь только для ветхого строения конторы, а сейфу он нипочем. Значит, надо, чтобы в нем остались лишь те документы, которые у нас в полном порядке. Ну, а то, что сгорит, надо тоже, чтобы горело со смыслом. Могут ведь и потушить вовремя, и тогда каждую бумажку будут обнюхивать и исследовать разными новейшими способами. Но если с толком это все делать, то кое-что можно выжечь и заблаговременно, оставив то, что не страшно. Так что если кого-нибудь вместо меня найдут на это дело, поимейте это в виду…
Говорит, а сам думает: "Хотел бы я знать, однако, кого, кроме меня, можно на дело это найти? Ну, а раз, кроме меня, некому — должен же он понимать, какова мне цена?.."
…Через день поздно вечером, когда на фабрике никого, кроме сторожа, не остается, вспыхивает вдруг ветхое здание конторы Березовской фабрики ширпотреба. Анатолий Тихонов, живущий неподалеку от фабрики, прибегает к месту пожара одним из первых.
— Ну да, так я и знал — горит контора! — восклицает он, бросаясь к пылающему зданию.
— Да ты что — с ума, что ли, спятил! — вырастает перед ним неизвестно откуда взявшийся главбух Чубуков. — Куда бросаешься? Жизнь, что ли, не мила? Тут ничего уже не спасешь, о фабрике думать нужно. Да и что горит — писанина.
— Кому-то, может быть, и нужно, чтобы сгорела эта писанина, — хмурится Тихонов.
— Ты на кого это намекаешь? — сразу же настораживается Чубуков.
— А ни на кого. Только те, кого это касается, пусть не очень-то надеются на пожар…
— Темнишь, парень… — сердито бурчит Чубуков. А Тихонова так и подмывает сказать ему все, что он о нем думает, хотя и понимает, что нельзя пока этого делать. Но ведь ясно же — его рук дело этот пожар. Взять бы его сейчас за воротник да крикнуть во весь голос:
— Вот он, поджигатель!
А Чубуков все допытывается:
— Если подозрение на кого имеешь — скажи прямо, а не болтай попусту, не наводи тень на всех.
— Да что вы ко мне привязались? Совесть, что ли, не чиста? — не утерпев, зло огрызается Тихонов.
А фабричный двор и примыкающая к нему улица заполнились уже народом. Пожарные и милиция с трудом сдерживают их напор. Слышатся иронические реплики:
— Неспроста, видать, горит контора…
— Небось сами и подпалили…
— Раньше прятали концы в воду, теперь в огонь…
Прислушиваясь к этим разговорам, Тихонов ищет глазами Чубукова, только что стоявшего неподалеку, но его, кажется, уже и след простыл.
Начальник управления долго ходит по своему домашнему кабинету, раздумывая над сообщением Волкова. Потом спрашивает:
— А вы уверены, что Чубуков действительно сбежал?
— К сожалению, четверть часа назад сел он в харьковский поезд. Проморгали мои люди…
— Но мало ли по какой причине мог человек уехать. Может быть, у него служебная командировка или даже отпуск.
— Нет, товарищ комиссар, — уверенно говорит Волков. — Чубуков явно сбежал. Отпуск свой он уже использовал, а в служебную командировку ездит только в Москву. Просто не надеется, наверно, что пожаром можно уничтожить все улики предпринимательской деятельности на фабрике. Боюсь теперь, что его примеру последует и Красовский.
— Да, обстановка сложная, — соглашается начальник управления. — Промедлишь еще немного — и упустишь всю эту свору. Сейчас же сообщу об этом прокурору. Думаю, что в сложившейся ситуации он даст санкцию на арест Красовского и основных участников его шайки. Вы не отправили машину, на которой приехали ко мне?
— Она стоит у подъезда вашего дома, товарищ комиссар.
Спустя полчаса все работники отдела собраны "по тревоге" в кабинете Волкова.
— Будем действовать, товарищи, — своим обычным спокойным голосом произносит подполковник, пристально вглядываясь в сосредоточенные лица собравшихся в его кабинете оперативных уполномоченных. — Ты, Михаил Ильич, — кивает он в сторону Миронова, — лично займись Красовским-старшим. Алехин пусть возьмет на себя Аркадия. Остальных распредели сам. Можешь усилить свою группу людьми Островского и Уварова. В вашем распоряжении только ночь. К утру все должно быть кончено. Все ясно?