Последний козырь
Шрифт:
Евгений с трудом понимает Аркадия. И мысли, и чувства его в полном смятении. Он даже с трудом соображает, что нужно делать теперь, сознает только, что Аркадия следует вести на станцию. Такого жестокого испытания, как сегодня, ему никогда еще не доводилось пережить. Самые противоречивые чувства борются в нем, но ужаснее всего неизбежный вопрос: "А что, если Вера все-таки заодно с отцом?.."
Евгений не считает себя психологом, — за свою короткую жизнь он не раз уже ошибался в людях, но в Вере он не хочет усомниться даже теперь и гонит прочь тревожные мысли.
При доверчивом сердце хорошо, конечно, иметь трезвый рассудок, но как же быть при этом беспристрастным судьей в их вечном споре? Рассудок уже сомневается во всем. Евгений вспоминает, что Вера не только долго не обращала на него внимания, но и смотрела почти враждебно. И вдруг такая разительная перемена. Разве нельзя объяснить этого тем, что отец ее, узнав в робком поклоннике Веры работника ОБХСС, приказал ей быть снисходительней к нему? Могло ли быть что-либо более благоприятное для Красовского, чем то обстоятельство, что оперативный уполномоченный ОБХСС оказался влюбленным в его дочь? Мог ли Красовский не воспользоваться этим?
Доводы эти кажутся бесспорными, но Евгению все-таки очень хочется довериться своему сердцу…
Вот и станция наконец. На ней все еще дежурит лейтенант Ястребов. Он сообщает Алехину, что арестованных отправили уже на служебной машине. Нужно, значит, везти Аркадия в Москву самому.
Когда Алехин прибывает, наконец, в управление, он узнает от Волкова, что Красовский-старший бесследно исчез. Всех соучастников его шайки арестовали, а он как в воду канул.
— Неужели сбежал? — испуганно восклицает Евгений. — Как же все-таки упустили такого зверя?
— Слишком опытный зверь, — тяжело вздыхает Волков. — Хитрее охотников оказался.
"Рассказать Василию Андреевичу о Вере или не рассказывать пока?.." — напряженно думает Евгений, чувствуя, как предательский пот проступает у него на лбу.
— А ты что такой растерянный? — озабоченно спрашивает Василий Андреевич, вглядываясь в бледное лицо лейтенанта. — Отличился, можно сказать, а вид такой, будто упустил кого-то.
"Нет, от него этого нельзя скрывать, — решает, наконец, Евгений. — Не имею я права скрыть…"
— Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, Василий Андреевич, — сдавленным голосом произносит он.
— А нельзя отложить? — недовольно спрашивает Волков. — Сам видишь, время какое.
— Нет, Василий Андреевич, я непременно должен сейчас же рассказать вам все. Это имеет прямое отношение к нашей операции, — теперь уже настойчиво повторяет Алехин.
— Хорошо, рассказывай. А тебя, Михаил Ильич, я попрошу узнать у дежурного, нет ли новых сведений о Красовском, — кивает Волков Миронову.
Когда майор уходит, Евгений рассказывает подполковнику все без утайки. Василий Андреевич слушает его очень внимательно, не перебивая ни разу. Затем расспрашивает подробнее о Вере, обо всем, что говорила она ему, как вела себя, в каком состоянии была после свидания с Аркадием. Потом просит у Евгения закурить, забыв, что Алехин не курит. Когда же лейтенант собирается сбегать и достать папирос, приказывает ему сидеть спокойно, а сам принимается торопливо шагать по кабинету…
Наконец он решается на что-то и заявляет тоном приказа:
— Ну, вот что, Евгений: вызывай немедленно дежурную машину и поезжай в Березовскую.
— Слушаюсь, — отвечает Алехин и у него сразу же начинает ныть сердце.
— Поезжай и поговори с Верой, — продолжает Волков. — Узнай у нее, куда она ездила на прошлой неделе. Если она скажет тебе это — может быть, и поможет нам напасть на след Красовского. А о том, что он не арестован еще, не говори ей пока.
— Слушаюсь, — снова повторяет Алехин уже более бодрым тоном. Он осмеливается даже спросить Волкова:
— А вы как к ней относитесь, Василий Андреевич?
— Думаю, что ты не очень ошибаешься в ней.
Слова эти окончательно ободряют Евгения, и ему теперь уже не так страшно ехать к Вере.
У дверей кабинета Василия Андреевича Алехин сталкивается с Мироновым.
— Ну? — коротко спрашивает майора Волков.
— Ничего нового, — мрачно отвечает Миронов.
— Так, — невесело усмехается Василий Андреевич. — Что же мы теперь делать будем? Ты ведь так надеялся на свою технику, на все эти микрофотоаппараты, рентген, гамма-лучи, изотопы. Что они дадут нам теперь? Чем помогут?
— Они помогают нам производить обыск, — стараясь казаться невозмутимым, отвечает Миронов. — Рентгеном и гамма-лучами мы уже просвечиваем стены и мебель на московской квартире Красовских. И если там запрятано что-нибудь, мы найдем это непременно.
— Но ты ведь знаешь, что главные ценности он не станет держать ни дома, ни на даче. Он, конечно, уже отправил их в более надежное место. Как же быть в этом случае? Можно ли все еще надеяться на изотопы?
— Ну, а сам-то ты на что надеешься? — спрашивает Миронов, хмурясь. Он в явном замешательстве, так как не знает пока, что делать, но не сомневается, что и Волков не в лучшем положении.
— А я главным образом на людей надеюсь, — спокойно отвечает Василий Андреевич. — На наших оперативных работников и особенно на Алехина. Послал вот его к Вере Красовской. Думаю, что она скажет ему, куда отвезла чемодан с драгоценностями отца.
— Опять, значит, какой-то психологический эксперимент? — морщится Миронов.
— Нечто в этом роде, — усмехается Волков.
…А Евгений в это время почти на предельной скорости ведет машину в Березовскую. Последние слова Василия Андреевича хотя и ободрили его, но теперь, когда до Березовской осталось всего несколько километров, прежние сомнения и даже какая-то робость снова начали овладевать им…