Последний Лель
Шрифт:
— Нет, скоро убили… Хотя тумбы говорили иначе…
— Меня не убьют… и на тумбах я не гадаю… Мне цыганка гадала на картах…
— Цыганка?.. Ах, интересно… а… где?..
— В лесу…
Женщина нагнулась вперед, заглянула ему в глаза с тревожным любопытством и опять улыбнулась.
Зайчик подумал:
«Как Клаша… только жаль: конечно, это не Клаша!..»
— А знаете, — говорит нараспев женщина, — вы сами немного похожи… на… на лесного Леля… вы очень… очень красивый… Расскажите мне про цыганку!..
—
— И вы верите этому вздору?..
— Это не вздор! Утонуть можно двояко!
— Чудной вы… легко же вас обмануть…
— Зачем? Я вам ничего худого не сделал…
— Нет… нет… милый… напротив… Вы знаете, зачем я пошла вслед за вами?.. Я встретила вас и вернулась…
— А зачем?
— Я немного рисую.
Женщина остановилась у подъезда очень высокого дома, у стеклянных с медными ручками до самого полу дверей стоял швейцар в синей ливрее, с усами, как лисьи хвосты, с бровью, упавшей совсем на глаза.
— Зайдите ко мне… на минуту?..
— Я… не знаю…
— Дороги?.. — ухмыльнулась женщина.
— Нет, ваше имя не знаю…
— Хорошо!..
Женщина сняла быстро с глаз вуалетку, и из-под шляпы выбился снежный, серебряный локон, еле заметно вьющийся струйкой на плечи.
— Вы седая?..
— Нет, поседела!.. Хотите знать теперь, как старуху зовут?..
— Хочу, — говорит Зайчик с дрожью, — очень хочу…
— У меня очень кухарочье имя… Меня зовут…
— Клаша! — Зайчик радостно вскрикнул…
— Клаша… да, милый, Клаша… Так гораздо лучше звучит…
Женщина подцепила опять его под руку, они было прошли уж мимо усача в синей ливрее, почтительно нахмурившего бровь, но у самой дверки подъемника Зайчик уставился воспаленными глазами на усача и сказал тихо женщине, — прыгали у ней в глазах огоньки!
— Странный у вас швейцар!.. По-моему, он ненастоящий!..
Женщина хихикнула и заправила под шляпу выбившуюся прядь.
— По-моему, он… выдуманный!
— Нет-нет, милый, он… из Рязанской губернии! — сказала строго женщина. — А впрочем, может быть, вы и правы — теперь ведь очень много ненастоящих людей!..
Зайчик взглянул в упор на лукаво-смеющееся лицо женщины и вдруг дернулся с места, выскочил на подъезд и во весь дух побежал на другую сторону улицы, держась за фуражку…
В уличной сутолоке, в безумной гоньбе извозчиков, лихачей, автомобилей, трамваев Зайчик легко мог попасть под колесо, но он, хотя и находился в полубреду, близком к тому, какой бывал у него некогда в детстве в лунатные ночи, потому-то, должно быть, был достаточно легок и увертлив, чтобы не поломать себе обо что-нибудь шею…
Пробежал он так три или четыре квартала и остановился на изогнутом через грязную реку мосту.
Глядит он… словно впервые их видит… глядит на бронзовых, лосных, будто окаченных ливнем коней: вздыбились они на граните, вот так и хочут, кажется Зайчику, подмять его под себя чугунным копытом.
«Творится со мной что-то неладное, — думает сам про себя Зайчик, — а впрочем… теперь на все наплевать… главное — как ведь похожа!.. Видится, значит!»
Зайчик оперся на мостовые перила и загляделся в грязную воду.
«Если буду тонуть, то хорошо бы все же в чистой воде, — думает Зайчик… — а впрочем, да… она ведь это, наверно, намекала на водку: в ковшике, говорит, молодой хозяин, утонешь! В кумке!..»
Уперся Зайчик в одну точку на воде и повис на перилах…
По воде бегут не спеша масляные кружки, ветерок чуть охватит жирную поверхность едва уследимой рябью, течет, как в сказке, мертвая вода в гранитных берегах и со дна не кажет лица: ни плотица серебряной чешуей не блеснет, играя с подругой на солнце, ни букаражка не пустит пузырь, ни тинки у берега никакой не видать, а вода тянет к себе, шепчет еле различимым в грохоте шепотком, и мост вздрагивает, когда пронесется по нему грузовик, будто хочет сбросить Зайчика в воду…
«Господи!» — Зайчик припал к перилам и закрылся рукой…
— Лелик!.. Коленька!.. Как и откуда? — услыхал вдруг Зайчик над ухом радостный голос. — Ты что это тут?
Зайчик нехотя обернулся, перед ним стоял веселый, вечно смеющийся, длинноволосый приятель, которому всегда удивлялся Иван Палыч, заглядывая в Зайчиков портсигар с приятелевым потретом на крышке, когда тот угощал его папиросой, тянул к нему руки и уже целовал его губы и щеки.
— Здравствуй, здравствуй!.. Какой молодчина!
Смотрит Зайчик, что приятель самый что ни на есть настоящий, пришел в себя и тоже бросился к нему и стал его целовать…
— Дорогой мой, я очень спешу… проводи меня на Рижский вокзал.
— Спешишь?.. Да что же ты как пень торчал на мосту?
— Я, видишь ли, заблудился… и очень устал…
— Переутомился… да это, брат, все… а вид у тебя хоть куда!.. Казенный хлеб, видно, в пользу!
— Здоровый?! Скажи, ничего?..
— Говорю, хоть куда — боевой!.. Только глаза… А ну покажи, вчера перебрал!..
— Да нет, я пью аккуратно… Так ты проводишь меня?..
— Вот еще, Лелик!.. Конечно… Извозчик! Извозчик!.. На Рижский…
Тпрукнул усатый лихач, Зайчик с приятелем вспрыгнули на подножку пролетки и покатили.
— Я, милый, заблудился, словно в темном лесу!..
— Ну-ну, рассказывай как?
— Да никак надоело!..
— Пишешь?..
— Куда тут!..
— Это от лени, ты больно ленив!..
— Полно, милый… Не хочется сейчас об этом и говорить… Вот что, скоро будет конец?..