Последний леший
Шрифт:
— Поведу!
— Пошли сейчас!
— Нет, встретимся в полдень, у ворот Яузских, — Ерема тут понял, что богатыри не знают здешних названий и объяснил, — это там, где Москва-река с рекой меньшой, Яузой называемой, сливается…
Ерема ушел. А богатыри начали обсуждать его предложение.
— Мне он не понравился! — заявил Рахта.
— Не нравится, не ешь! — ответил прибауткой Сухмат, — У тебя что, есть другой проводник на примете?
— А как зло замыслил? — подала голос Полина.
— Ясное дело, что зло у него на уме, — согласился Сухмат, — только зло его сейчас на тутошних обращено, а мы — вроде и воспользуемся.
— На чужом горе
— А чего тогда в дружину поперлась? Ведь все воинское счастье — это для других народов несчастье! — осадил девушку Сухмат.
— А ты тогда чего в богатырях делаешь?
— Как чего? Лешего ловлю! — усмехнулся Сухмат.
Разговор был закончен. Увы, другого провожатого действительно не было! И потому ничего не оставалось делать, как идти за Еремой…
Нойдак за все время разговора не проронил более не слова — как только услышал, что такое есть корень тысячелетний. Еще бы — его-то оказывается, накормили корнем, после которого его век будет длинным-предлинным…
— А я про этого Ерему все-все узнал! — выпалил вбежавший в избу Лёкки, — вор он и злодей, вот! Все говорят! И не одного уже обманом сгубил! Потому его в волхвы и не пустили!
— Успокойся, отрок, — вздохнул Рахта, — мы это уже и сами поняли.
— И что?
— А что делать? — развел руками богатырь, — Не попользуемся этим гадом, так и вовсе в Киев с пустыми руками возвернемся!
Встретились, как и уговаривались, в полдень. По пути получили еще одно предупреждение — от деда, в избе которого останавливались. И опять — о Ереме. Дед предупреждал, что он — человек очень плохой, и не стоит с ним ходить…
— Ты, что ли, нас к лешему поведешь? — перебил старика Сухмат, и дед замолчал.
Теперь они шли за Еремой. Лошадей не стали брать — молодой волхв предупредил, что лошади спугнут чудище, да и места уж больно болотистые… Рахта почти все время не расставался с Полиной, Нойдак беседовал с Лёкки о разных там колдовских делах, Сухмату же ничего не оставалось, как попытаться выведать из молодого волхва побольше сведений. Постепенно перед глазами богатыря начала вырисовываться картина взаимоотношений здешнего народа и леших на протяжении последних веков.
Действительно, много лет тому назад леших было здесь немало. Люди стороной обходили лесных гигантов, старались не встречаться, а случись такая встреча — уступали дорогу, почет оказывали… И на капище тоже приносили требы Лесному Хозяину. Лешие местных, своих, людей — не трогали — если только не залезут, куда не надо. Но постепенно чудищ становилось в лесу все меньше — убивали заезжие охотники, случалось, и живьем захватывали. Да что толку — его же на руках не унесешь, а сам — не пойдет. Нужны лошади, а лошадей в чащу через болота не проведешь, разве что зимой. Поэтому чаще всего пришлые охотники попросту убивали леших. Если, конечно, древесный великан не просыпался и сам не разрывал неудачников на части. Стрелы и копья были против него бесполезны, они даже не пробивали его толстую и твердую, подобную коре дерева, шкуру. Видимо, лешие почти не размножались, так их становилось все меньше и меньше. И чем реже их встречали люди, тем большим почетом они окружались. А теперь, говорят, остался всего один — вот на него и молятся, как на бога.
— А леший — не бог, ему нельзя воздавать почести, как богу, — говорил рассерженный Ерема, — если ему идолище поставить на капище, то боги гневаться будут! А наши поставили. Вот и будет гнев на их голову! А леший — на него тоже гнев божественный упадет, вот и вас, богатырей, из-под самого Киева боги прислали, чтобы с этим последним чудищем покончить раз и навсегда!
— Вообще-то мы собираемся его ко двору княжескому доставить, — напомнил Сухмат.
— Делайте с ним что хотите, хоть с кашей едите, — бросил со злобой Ерема, — только чтоб его духу и не было здесь!
— Долго же его придется есть с кашей, — усмехнулся почти всегда добродушный Сухмат. Богатырь прямо-таки недоумевал на Ерему — и чего это он все время в такой злобе? Может, у него запор?
Нойдак между тем обсуждал со своим мальчишкой совсем другие темы.
— Но зачем он дал мне этот корень? — недоумевал Нойдак, — Ведь я не просил у него долгой жизни!
— Вот если бы долгой жизни попросил, он бы тебя в дуб превратил! — засмеялся Лёкки, — А ты на что жаловался?
— Что наука трудно дается…
— Ну, правильно, раз долго учить приходится, так он и сделал так, чтобы у тебя много времени было на учение, — объяснял отрок, — а имея долгий век, ты теперича все и выучишь!
— Осталось найти учителя, — вздохнул северянин.
— Найдем мы тебе учителя, — успокоил Лёкки своего друга, — да я и сам поучиться бы не прочь!
— Вот поймаем лешего, возвернемся в Киев, там и найдем кого-нибудь. А не возьмется никто меня учить — пусть тебя поучат, а ты — меня потом всему научишь!
— Конечно, научу! — пообещал Лёкки.
Ну, а какие разговоры вели Рахта со своей возлюбленной, я передавать не стану. В конце концов, это же не женский роман, чтобы его страницы разными там нежностями наполнять. Впрочем, и женскому роману любовь наших героев не подошла бы — слишком уж просты были слова, из уст их исходящие. Да и любителям клубнички здесь делать было нечего — и любовь у богатыря с богатыршей была проста, безо всяких ухищрений и хитростей. Им просто было нужно быть вместе, вот и все, потому и разнообразия не искали…
Прошли болота — одно, второе, третье… Хорошо, хоть немного подморозило —было меньше шансов угодить в жижу. Да и Ерема, по всей видимости, не раз тут хаживал. Известное дело — волхв есть волхв, даже и если плохонький, свое дело все рано знает!
Странно изменился лес. Ну, чащей наших героев, само собой, испугать было трудно. Да, конечно, густой лес, непроходимый, заросли, бурелом… Но не то тревожило. И Нойдак, и Рахта недоуменно озирались. Все дело было в том, что они начали терять ориентировку. Всем известно, что ветвей всегда больше с одной стороны, лишайник же растет с противоположной. Даже опята на пеньке знают, откуда Солнце ясное восходит, и кустики растут, по светилу направляясь. А тут — все во все стороны, как будто и не было здесь солнца никогда. Да, кстати сказать, лес теперь стал не только густой, но и высокий. Настолько высок — что Солнышка и в помине не было! Где север, где юг? Куда они идут? Ерема как-то ориентируется, богатырям остается только что дорожку запоминать. Дорогу-то они на ум кладут, да всем известно, что ее не очень-то в чаще запомнишь, вот если бы пореже лесок был — другое дело — там ориентир, через полусотни шагов — следующий. А тут — и за пять шагов ничего не видно, каждое дерево запоминать приходится. А ведь если обратно идти — деревья-то другими уже покажутся — ведь когда идешь обратно, вид-то совсем иной! А тут, к слову сказать, уже и темнеть начало. И чего это Ерема так долго с отходом тянул? Ведь, известное дело, в поход надо всегда с утреца направляться…