Последний Люцифер: утраченная история Грааля
Шрифт:
— Знаешь, как когда-то древнегреческая религия незаметно вошла в стены христианства, так и христианство сегодня послужит фундаментом для нового учения о жизни. Христианство послужит камнем, на котором будет воздвигнута новая Вера, то есть старая.
— Какая? Эллинизм, поклонение Атону или песнопение Кришне? — скептически поморщился Гэбриэл. — Я тебя умоляю! Человечество, как вид, может спасти только глобальная катастрофа.
— Необходимо объединить все существующие религии. Нужно найти всё лучшее в них и показать людям, что все они проповедуют одно и то
— Твои речи мне напоминают восторженность Мохаммеда.
— И что с того?
— Насколько я понимаю, это уже не экуменизм, который проповедует Ватикан. Это уже бахайские идеи объединения мира под разными религиями. Единое всемирное правительство, одна армия, одна валюта, одна банковская система, одна полиция… И одна система вживления чипов…
— В современных про-религиозных фильмах обычно такие речи ведёт Сатана, — обиделся Лука.
— Я думал, что о едином правительстве грезит Антихрист, судя по христианской пропаганде. Вы уже давно избрали своим кумиром не Христа, а Антихриста.
— Удивительно, что именно ты так негативно относишься к наследию Христа, кем бы он ни был в действительности.
Гэбриэл тяжело вздохнул, но ничего не сказал, видимо оставаясь при своём мнении.
Тут к ним подошла стюардесса и участливо поинтересовалась у старого человека по-английски:
— Может быть вам воды? Есть соки.
— Да, пожалуй, а то я устал от занудства моего внука, — игриво отозвался Гэбриэл, на что Лука только удивлённо приподнял брови. — Принесите воды.
— Сею минуту сэр.
— Я буду теперь твоим внуком? — шёпотом поинтересовался Лука, приблизившись к старику.
— По внешнему виду ни на кого другого ты не тянешь. Если хочешь, можешь быть внучатым племянником, — пожал плечами седовласый Гэбриэл.
— Сколько языков ты знаешь?
— Больше, чем ты можешь себе представить, — перегнулся он через поручни и с вызовом заглянул смешливо в глаза юноши. — Ты-то сам, что уже успел? Тебе вот, сколько лет?
— Я родился в 1997 году.
— Ага, значит, не больше сорока пяти лет. Ха, младенец!
Тут стюардесса принесла стакан воды:
— Пожалуйста, сэр.
— Благодарю. Детка скажи, сколько бы ты дала лет моему внуку?
Девушка несколько растерялась, посмотрев на Луку.
— Ну же! Не тушуйся, дорогая, перед стариком. У нас тут просто спор двух мужчин.
— Возможно пятнадцать или четырнадцать…
— А мне?
— Ну…
— Не стесняйся. Я не девушка. И я не обижусь, если ты скажешь правду.
— Лет семьдесят, — неуверенно пожала она плечами.
— Благодарю, вас леди, — кивнул он в знак благодарности, и стюардесса несколько удивлённая откровенностью старика, пошла дальше по салону самолёта, общаясь с другими пассажирами. — Вот видишь. На самом деле тебе всего пятнадцать. Так что не спорь со старшими.
— Но жену я себе найду сам! — сказал Лука как отрезал.
— Это твоё законное право, — развёл руками Гэбриэл.
— Но людей нужно как-то спасти от их саморазрушения, — всё же настаивал Лука.
— Да оставь ты их в покое! — вспылил Гэбриэл. — Не лезь ты в политику. Не нужно им твоё спасение! Поверь мне! Не нужно! Без философов и мудрецов они живут куда лучше. А тем более без пророков и всяческих апостолов.
— Зачем ты так говоришь?
— Ни зачем, а почему. Потому что у них есть семья, еда, родители, огород… Их инстинкты.
— Ты просто монстр!
— Ну на крайний случай, наконец, у них уже есть Иисус, Аллах, Адонай и Будда с Кришной. У них есть профсоюзы, политические партии и тайные общества. Ты им не нужен! Просто поверь мне на слово. Пока на слово! По крайней мере не нужен в виде разумного существа… Вместо них ты лучше подумай о своём роде. Мы всего лишь наблюдатели. Мы не должны лезть в политику. Неужели ты ещё не понял, что твоя мать и я остались живы только потому, что не ввязывались в игры людей. Если им суждено спастись, они спасутся и без тебя, а если — нет, то тем более нечего суетиться. На всё воля Божия. Подумай о себе, прежде чем думать о других. Твоя задача спасти наш род, а не смертных.
— Мне не нравится, когда ты так говоришь. Так ты только настраиваешь меня против себя.
— Ну, извини. Правда — она такая, не совсем приятная штука. Поверь, Богу — этому Живому Благу — нужно тихое людское счастье и обывательское недалёкое умиротворение, а не крики с трибуны. Я понимаю, что в слишком большом обществе нужна организация порядка в виде Церкви, к примеру. Но если людей станет мало, то и организовывать их будет незачем, пусть пасутся свободно на ниве Природы.
— Эгоизм вперемешку с шовинизмом. И даже не прикрываемые… — покачал возмущённо головой Лука. — А ты сам разве не понял, что я появился только потому, что моя мать подумала о других. Поэтому Богиня позволила ей продолжить род в надежде, что мы изменились, что мы подчинились Её воле. Боже не прощает своеволие.
— Это называется эволюцией, — равнодушно констатировал Гэбриэл. — Вот единственно Божий закон. Одни уходят, другие приходят на их место. А теперь представь, что нас всего двое на этой планете. И нам нужно выжить.
— Какой ценой?
— Да никакой!
— Но, а как же другие? — возмутился Лука.
— О-ни… дру-гой… вид, — спокойно произнёс Гэбриэл по слогам, склонившись к Луке ближе и испытующе посмотрев в его глаза. — Не повторяй ошибку Крестителя и Вараввы. Если тебе угодно: мы занесены в Красную Книгу планеты! Так более понятно? Мы должны выжить как вид!
— А они? — он кивнул в сторону других пассажиров. — Ты хочешь сказать: они хуже нас, а мы высшие существа. Так? Но ведь это шовинизм в чистейшем виде.
— Ну, если тебя такое объяснение больше устраивает. А что касается твоей матери, то она добилась своего. Будучи последней из рода, она сумела найти наследника Грааля и подчинить себе Человека. Поэтому любовь тут не причём. Яков, конечно, проявил недюженные интеллектуальные способности и духовные силы, в принципе не свойственные смертным. Таис всю жизнь искала Истинного Человека, и она его нашла…