Последний Магистр
Шрифт:
Им обоим надоело ночевать в лесу, как диким зверям. Точно также им до смерти надоело брести по нескончаемой дороге, мешая жирную, блестящую грязь, и проситься на шумно проезжающие телеги с провиантом, едущие на юг. Бедняцкая одежда не прельщала воров и разбойников, ни один человек не потревожил двух путников на протяжении многих дней пути. И это было весьма кстати, потому что Ильверс нес с собой приличный запасец монет – не так, чтобы много, но на обеды в тавернах и на нехитрые припасы вполне хватало. Правда, тошно было
И вот, когда дорога наконец уперлась в белое кольцо высоких стен Алларена, на Ильверса разом свалилась долго копимая усталость. Он вдруг почувствовал, что не в состоянии больше сделать ни шагу, и весь поход стал казаться сплошной глупостью. Почему он не бросил мальчишку еще раньше, где-нибудь посреди леса? Ведь мог же – и тогда не нужно было бы брести неведомо куда… Но каждый раз, когда подобные мысли приходили в голову дэйлор, он заставлял себя вспоминать дни собственной беспомощности. А потом брал Золюшку за руку и шел с ним дальше.
… На этот раз им несказанно повезло: случай подбросил пустующую медвежью берлогу, теплую и сухую, под корнями сосны. Ильверс влез туда первым, затем к нему под бок подобрался Золюшка, и они заснули сном без сновидений.
Но под утро Ильверс проснулся; в груди заворочалось ощущение, что кто-то поджидает их снаружи. Стараясь ненароком не разбудить мальчика, дэйлор выполз из берлоги и огляделся; все его чувства обострились, он был готов при первой опасности пустить в ход Силу, которой уже кое-как наловчился управлять.
Она вышла из сумерек, густо замешанных на тумане, и остановилась в каких-нибудь пяти шагах, принюхиваясь. Ильверс видел, как трепещут аристократические ноздри, как плавают влажные блики в широко распахнутых черных глазах.
Ильверс просто стоял и смотрел на болотное зло; страха он не ощущал, только беспокойство ворочалось под грудиной. Когда-то… ему довелось встретить такую же n’tahe, страшную болотную ночницу, но тогда – она была мертва, тело привез с собой отважный воин-дэйлор, чтобы показать хозяевам замка.
Теперь ночница замерла неподалеку, глядя на него странными глазами, где нельзя различить ни радужки, ни склеры, и где царит только беспросветная тьма. А дэйлор тоже стоял и ничего не предпринимал, ожидая…
– Почему ты не со своим народом? – наконец спросила она. Голос запутался в пушистых волокнах тумана и стих.
– Твое место – с нами, – повторила ночница, уже куда увереннее, – твоя сила – в отражениях, как и наша. Почему же ты идешь в город, к людям, да еще и… тащишь с собой ребенка?
Ильверс пожал плечами.
– Потому что я – не вы, и мой народ – не народ Зла.
Она затрясла головой, да так, что, казалось, тонкая шея вот-вот надломится.
– Не лги себе. Ты уже наш. Никто из ныне живущих, кроме нас, еще не мог взять силу отражения.
Дэйлор промолчал. На самом деле, он не знал, что ответить, и что делать с болотной ночницей, которая, по его понятиям, воплощала в себе все зло земли. Следовало прикончить ее здесь, чтобы она больше никогда и никому не причинила вреда, но…
– Я иду в Кайэрские топи, – вдруг сказала ночница, – я расскажу о тебе нашей королеве. Я верю, все, что произошло с тобой – неспроста. Ничего не происходит просто так!
И, поклонившись на прощание, ушла. Ильверс дождался, пока ее серые лохмотья растворятся в молоке подступающего дня, а потом полез обратно в берлогу, будить Золюшку.
Встреча с болотным злом не взволновала его, словно все шло именно так, как и должно было. Дэйлор только задался вопросом – а может ли его удивить или взволновать теперь хоть что-нибудь?
На подходе к Алларену Ильверс вдруг ощутил сильное жжение в груди, словно черная Сила, полнившая его, сжала в кулаке трепещущее сердце. Охнув от неожиданной, предательской боли, дэйлор остановился, хватая ртом воздух и пытаясь вдохнуть.
– Ильв! Тебе плохо? – маленькие руки Золюшки обхватили его за пояс, – пойдем, пойдем, с дороги! Ильв, пожалуйста, не умирай… Ну, скажи что-нибудь!
Дэйлор осторожно, боясь лишний раз пошевелиться, сел на подмерзшую землю и откинулся на корявый ствол большого дуба. Золюшка торопливо расшнуровывал ему ворот.
– Воды дать? Ильв, не молчи! Ну что с тобой?!! – в голосе мальчика уже захлюпали слезы.
– Все… хорошо… – Ильверс через силу улыбнулся, ломая голову над тем, а что же, собственно, с ним происходит. Ведь он был еще молод, и у него никогда ничего не болело, исключая исполосованную надсмотрщиками спину. Золюшка сел рядом, растерянно глядя на дэйлор.
– Ильв… Не умирай, пожалуйста. Не надо…
– Я не собираюсь помирать, – выдохнул дэйлор, – давай немного передохнем, да пойдем дальше.
И закрыл глаза. Творилось нечто странное, и следовало бы узнать, что именно…
Между тем боль помаленьку отпустила, сердце забилось ровно, как всегда. Ильверс вдохнул – раз, другой…
«Все дело в этой силе, в том, что она – не для меня», – подумал он, – «а, может быть, что-то творится в этих землях, отчего сила плещется и захлестывает?»
Раскрыв свое восприятие мага, Ильверс взглянул на липкие черные нити, опутавшие белокаменный город. Ох, сколько же там мерзости, сколько несправедливости, в этом людском улье… А там? Что – там, в сердцевине, чуть ниже фундамента?.. Стены расплылись, стали прозрачными, и дэйлор увидел…