Последний магнат
Шрифт:
— Да. Тоже дом без крыши.
— Вы были счастливы?
— Мы жили вместе долго — слишком долго. Мучительная ошибка, обычная для многих. Я хотела уйти, он не мог смириться, все слишком затянулось. Он бы и хотел меня отпустить, да не находил сил. И я просто сбежала.
Стар слушал — взвешивая, но не осуждая. Под розово-голубой шляпкой ничего не переменилось. Кэтлин лет двадцать пять — немыслимо представить, чтобы она никогда не любила и не была любимой.
— Мы были слишком близки, — продолжала она. — Наверное, отвлечь нас друг от друга сумели бы дети, но в доме без крыши не
Наконец-то он хоть что-то о ней знал, и вчерашний внутренний голос не будет твердить, как на сценарном совещании: «С героиней полная неизвестность — не нужно детальной анкеты, но дайте хоть штрих». Теперь за ней реяло туманное прошлое, чуть более ощутимое, чем голова Шивы в лунных лучах.
Площадку вокруг ресторана, к которому они подъехали, загромождали автомобили многочисленных воскресных посетителей; дрессированный морской лев зарычал на Стара, вспомнив давнее знакомство. Хозяин морского льва сказал, что тот не терпит ездить на заднем сиденье и всегда перелезает вперед через спинку кресла — было ясно, что хозяин, сам того не понимая, позволяет льву собой помыкать.
— Я бы взглянула на дом, который вы строите, — заметила Кэтлин. — Мне не хочется чаю. Чай — прошлое.
Она выпила кока-колы, и они тронулись дальше. Через десять миль солнце ослепило глаза, Стар достал две пары очков. Еще через пять миль машина свернула к небольшому мысу и подъехала к коробке дома.
Ветер, веющий со стороны солнца, швырял брызги на прибрежные камни, сыпал водяной пылью над машиной. Бетономешалка, желтые доски и груда строительных камней, приготовленные к рабочей неделе, на фоне морского пейзажа выглядели рваной раной. Стар и Кэтлин обогнули фасад дома, где на месте будущей террасы громоздились огромные булыжники.
Кэтлин взглянула на плоские холмы за спиной, слегка поморщилась от яркого сияния — и Стар увидел…
— Незачем искать то, чего нет, — легко сказал он. — В детстве я всегда мечтал иметь глобус — представьте, будто вы стоите на его поверхности.
— Понимаю, — ответила она чуть погодя. — Тогда чувствуешь, как земля вращается, да?
— Да, — кивнул он. — А иначе это всего лишь ma~nana, пустое ожидание зари или лунного восхода.
Они вошли под строительные леса. Одна комната — будущая главная гостиная — была совсем готова, вплоть до встроенных книжных полок, гардинных карнизов и люка в полу для кинопроектора. К удивлению Кэтлин, дальше открывалась веранда: кресла с подушками, стол для пинг-понга. Второй такой же стоял посреди свежепостланного дерна за домом.
— Неделю назад я давал здесь что-то вроде репетиции обеда, — объяснил Стар. — И взял реквизит — траву, мебель. Хотелось представить, как дом будет смотреться в готовом виде.
Кэтлин засмеялась.
— Значит, трава бутафорская?
— Нет, почему же. Обычная.
Позади полоски земли — будущего газона — открывался раскоп под бассейн, облюбованный пока чайками, которые при виде людей всей стаей снялись с места.
— Вы намерены жить здесь в одиночку? — спросила Кэтлин. — Даже танцовщицу не заведете?
— Скорее всего. Время, когда я строил планы, уже прошло. Я надеялся, что здесь удобно будет читать сценарии.
— Да, об американских бизнесменах мне так и рассказывали.
Он уловил неодобрительную нотку в ее голосе.
— Заниматься нужно тем, для чего ты рожден, — негромко произнес он. — Едва ли не каждый месяц кто-то берется меня перевоспитывать — рассказывает, как скучна будет старость, когда я отойду от дел. Однако все не так просто.
Поднимался ветер, пора было уезжать; Стар, вынув из кармана ключи от машины, рассеянно вертел их в руке. Вдруг откуда-то из залитого солнцем пространства донесся серебристый оклик телефона.
Звонило не в доме, и Стар с Кэтлин заметались по саду, как дети, играющие в «холодно-горячо», пока не добрались до будки с инвентарем, поставленной у теннисного корта. Заждавшийся телефон недоверчиво взлаивал на них со стены. Стар помедлил.
— Может, не отвечать?
— Я бы не смогла. Если не знаю, кто на проводе, — всегда отвечаю.
— То ли перепутали номер, то ли звонят наудачу.
Стар снял трубку.
— Алло… Междугородный откуда? Да, меня зовут Стар.
Его манера резко изменилась — Кэтлин увидела то, что за последний десяток лет открывалось лишь немногим: Стар был впечатлен. Он по-прежнему выглядел непринужденно — изображать сильные впечатления ему случалось нередко, — но на миг словно помолодел.
— Это президент, — сказал он Кэтлин нарочито бесстрастно.
— Вашей компании?
— Нет, президент Соединенных Штатов.
Он старался казаться равнодушным, однако голос звучал взволнованно.
— Хорошо, я подожду, — сказал он в трубку и обернулся к Кэтлин: — Я с ним уже говорил.
Кэтлин наблюдала. Стар улыбнулся и подмигнул — дескать, я пока занят, но вас не забываю.
— Алло, — сказал он чуть погодя, прислушался и вновь повторил: — Алло… Нельзя ли громче? — Сдвинув брови, он вдруг переспросил: — Кто?.. Что вам надо?
Кэтлин увидела, как его лицо исказилось отвращением.
— Я не желаю с ним говорить, — бросил он. — Нет!
Стар повернулся к Кэтлин.
— Верьте или нет, это орангутанг. — Он выждал, пока на том конце провода ему что-то пространно объясняли, и повторил: — Я не собираюсь с ним говорить, Лью. У меня нет общих тем для бесед с орангутангами.
Стар подозвал Кэтлин и повернул к ней трубку — там что-то пыхтело и бормотало, а затем послышался голос:
— Монро, это не розыгрыш, он вправду говорящий! И как две капли воды похож на президента Маккинли! Рядом со мной стоит мистер Хорас Уикершем с портретом Маккинли…
— У нас уже был шимпанзе, — ответил Стар, внимательно выслушав до конца. — В прошлом году он отхватил солидный кусок от Джона Гилберта… Ну хорошо, дай ему трубку.
Стар попытался говорить церемонно, как с ребенком:
— Привет, орангутанг.
Он удивленно повернулся к Кэтлин.
— Он сказал «привет»…
— Спросите, как его зовут, — предложила Кэтлин.
— Привет, орангутанг… Боже, подумать только… Как твое имя?.. Нет, видимо, не знает… Послушай, Лью, мы не снимаем ничего в духе «Кинг-Конга», а в «Косматой обезьяне» нет обезьян… Уверен, конечно. Извини, Лью. До свиданья.