Последний мятеж
Шрифт:
– Да что в нем варить-то?! Одна голова! А если бы палец откусил?!
– Он не откусит, у него зубы ма-аленькие. Он же комаров ест, а они мя-ягкие.
– Мягкие, мягкие, а пасть – во! Два моих кулака влезут!
– Ну, Ло-о-ой, ну с то-о-охой, а? Вку-у-усно!
– Опять заныл! А живым-то зачем принес? Шутка, да? Шутка? Вот бери теперь его и разделывай! Не живьем же варить – он всю тоху в кастрюле слопает! Бери, бери, а посуду оставь!
Пуш покорно вздохнул и, расплескивая воду, стал когтем доставать рыбу. Кое-как он поддел ее за жаберную крышку
Лойка ухватила двумя палочками разварившуюся голову быка с побелевшими глазами и положила в самодельное корытце из куска коры. Вместо нее она закинула в кастрюлю выпотрошенную тушку рыбы, которая занимала гораздо меньше места, и позвала Пуша:
– Давай, ешь свою добычу, а то развалится и будет полная кастрюля костей!
– Осторожнее, Ло-ой, бульон же стекает! – облизнулся тот.
– Это у тебя слюни стекают. Освобождай быстрее посуду – сейчас будем тоху есть, она почти готова!
Услышав волшебное слово, Чебик проснулся и сел на своей подстилке, скрестив короткие ноги. Он был бодр и свеж, как будто и не спал вовсе:
– А я новую стрелялку придумал!
– Опять? Пуш и так еле таскает твои железки, а тебе все мало?
– Ты ничего не понимаешь, женщина! Тоха-то уварилась?
– Подумаешь, мужчина какой нашелся! Только и знаешь, что с железками возиться да спать!
Чебик потянул носом воздух, прислушался к бульканью в кастрюле, решил, что к раздаче успеет, и отправился в ближайшие кусты, пощелкивая самодельными застежками на штанишках. Вернулся он уже с новым аргументом:
– А кто придумал крюк для ловли быков?
– Да зачем он нужен-то, твой крюк? Вон этих быков в речке сколько!
– Это сейчас, когда воды почти нет: в луже-то любой поймает! А когда воды много? То-то! Они знаешь как крючки заглатывают? До самого хвоста!
– Нужны они, твои быки! Вон, Пуш и без крючка поймал! А толку-то: одни кости, шипы и колючки, а есть почти нечего.
Пуш замычал и выплюнул обсосанные кости:
– Ло-ой, от них же навар! А это – м-м-м!
– Навар, навар… Вот тоха – это навар!
– Да, тоха! А кто тебе копалку для тохи сделал?
– Что мне твоя копалка! Можно и без копалки – была бы тоха! Вот не возьмут тебя в Царство Небесное с твоими стрелялками – будешь знать!
– А ты!.. А тебя! – захлебнулся обидой Чебик. – Дура длинная, а-а-а!
Пуш укоризненно посмотрел на Лойку, шумно вздохнул и, потянувшись мордой, стал лизать мальчика в лицо, закрытое грязными ладошками.
Девочке стало немного стыдно.
– Ну, ладно, ладно… Развели тут… Возьмут тебя, Чебик, не переживай! Это меня… – Она и сама чуть не всхлипнула, но справилась. – Да ну вас! Чебик, кончай реветь и доставай ложки! Или по попе получишь! Буду шлепать, пока не успокоишься и не перестанешь плакать!
Вряд ли угроза подействовала, но плакать всерьез Чебик передумал и начал шустро рыться в сумках. Через некоторое время его усилия увенчались успехом: он извлек две ложки: обычную металлическую и огромную деревянную. Лойка хотела по традиции спросить, не утонет ли он в ней, но решила на сей раз промолчать – опять реву будет!
Варево было горячим и вкусным. Чтобы не смотреть, захлебываясь слюной, как Чебик и Лойка дуют на свои ложки, Пуш ушел бродить по реке. Лучше он пока погоняет быков на отмели, а потом придет и доест все, что останется, прямо из кастрюли!
Песчаники Даня ограничил извилистой линией с примыкающей к ней косой штриховкой. Сбоку к этой штриховке он протянул стрелку и подписал «Задерновано». Подумал немного и схематично изобразил чуть выше несколько елочек – лес, дескать. Потом он сделал пару шагов назад и, держа блокнот на вытянутой руке, стал сравнивать свой рисунок обрыва с тем, что видно на самом деле. «Все правильно! Ничего не забыл? А-а, еще надо масштабную линейку! Сколько же здесь до верха?»
– Иваныч, у тебя какой рост? Метр восемьдесят? Подойди к обрыву, пожалуйста, – я по тебе масштаб нарисую!
Рабочий вздохнул так, что щиток шлема запотел изнутри, и поплелся к обрыву. Даня вытянул руку с карандашом и стал прикидывать высоту обнажения.
– Не сутулься, Иваныч! Что ты такой дохлый? Ничего тебя не радует, ничем ты не интересуешься! Скучно с тобой! Посмотри, какое тут замечательное угловое несогласие: с поверхностью размыва, с базальным горизонтом! Это же, наверно, и есть граница юры и верхнего мела, которая на карте пунктиром показана! Никто ее раньше здесь не видел – мы первые!
– Угу. Мне уже можно отойти?
– Делай, что хочешь, Иваныч! Я уже все нарисовал! Давай теперь фауну поищем. В юре-то ее полно, а вот найти бы сверху какую-нибудь ракушку…
Энтузиазма своего юного начальника рабочий явно не разделял и, не получив внятного приказа, просто уселся на ближайшую корягу, валяющуюся под обрывом.
– Работай, Иваныч! Не сиди – ищи фауну!
– Какую?
– Ах да, ты же не знаешь! Смотри: вот такая округлая штучка с рубчиками – это окаменелая ракушка. Нам надо найти что-то похожее вот в этих слоях. Понял?
– Угу…
Иваныч с усилием поднялся, подобрал молоток и, подойдя к обрыву, стал вяло ковырять песчаники…
Даня хотел плюнуть с досады, но вспомнил о щитке перед лицом и воздержался: «Ну, что с ним делать?! Ничего не хочет, ничем не интересуется! И зачем мне дали такого рабочего?! Его и матом-то обложить неудобно – пожилой человек все-таки. Ладно, сегодня последний день – уж как-нибудь дотерплю, но больше с ним работать не буду!» Он вспомнил, как в первые дни заливался соловьем, рассказывая Иванычу про слои, горные породы, складки. Ему и в голову не приходило, что кому-то это может быть неинтересно. Что ж, впредь он будет умнее!