Последний негодник
Шрифт:
Лидия передала несколько посланий по своей сети осведомителей в Лондоне. Слова же, которые ей хотелось бы послать Эйнсвуду: «Я приеду к тебе». Впрочем, это невозможно. Она не могла оставить согласование действий полностью на Тамсин. Девушка славилась собранностью и уравновешенностью, но просто было слишком много работы: отслеживать пути, отвечать на послания, внушать спокойствие и следить, чтобы всем нашлось полезное дело.
И посему вместо этих слов Лидия написала мужу следующее:
Не ты единолично превратил все в дерьмо. Тебе великолепно в том помогли. Я считаю, что Чарли был последним из плеяды братьев и сестер, обладавшим
Писать о Робине было куда труднее, но она пошла и на это.
Я прекрасно понимаю тебя, когда ты пишешь о маленьком привидении. Пятнадцать лет меня не оставляет Сара. Когда мы с тобой окажемся вместе, то поделимся ими. А сейчас я приказываю тебе отставить все эти «если бы да кабы», оглянись вокруг вместе с ним, как уже сделал однажды. Они сестры Робина. Возможно, если ты посмотришь вокруг сквозь призму его глаз, то сможешь точно также увидеть и их глазами. Ты жил с ним шесть месяцев, как просветила меня Дороти, а когда мальчик вернулся, она с трудом его узнала, так он изменился. Каким уловкам ты научил его, грешный ты человек? Попытайся вспомнить, какими знаниями он мог бы поделиться с сестрами. Как ты думаешь, может, они улыбались так, что окружающие верили, что черное – это белое?
Лидия волновалась из-за этого письма, даже отослав его. Она понимала, какой очевидной боли стоило ему написать о мальчике, и боль, должно быть, становилась все мучительней оттого, что держалась в душе столь долго. Муж полагался на Лидию, а по ее ответу могло бы показаться, что она не придавала значения его горю. Тем не менее, она не видела, чем могла бы помочь ему, ответь она в духе слезливых сантиментов, ежедневно получаемых от Дороти.
Прочтя письмо еще раз, Лидия сказала себе, что она поступила правильно, или это лучшее, что она могла сделать на сегодняшний день. Он, конечно же, горюет по мальчику, но больше всего его беспокоят девочки, Элизабет и Эмили, и Лидия поработала над тем, чтобы направить его думы о них в правильном направлении. Он бы хотел действия, а не бесплодного сочувствия. Сейчас важнее всего найти девочек. Все остальное должно отойти на второй план.
Она отложила письмо в сторону и спустилась по лестнице, чтобы отослать Тамсин в постель. Берти взял Сьюзен, и они совершали свою вечернюю прогулку в сторону Пикадилли между заставой у Гайд-Парка – где могли из какой-нибудь почтовой кареты высадиться девочки – и Дьюк-стрит, в надежде перехватить беглянок по дороге к Сент-Джеймс-сквер.
Это был самый благоприятный исход, хотя и не совсем правдоподобный. Если девушки так глупы, чтобы завершить свое путешествие пешком после темноты, им было бы тяжело ускользнуть от Сьюзен. Исполненная сознания долга, леди Марс послала одежду девочек, которую те носили в день накануне ухода, и Сьюзен дали ее обнюхать. Собака, казалось, прекрасно понимала, что от нее ждут, потому что, по словам Берти, тщательно нюхала проходивших мимо особ женского пола, приводя последних в состояние величайшей тревоги.
В любом случае, Берти было чем занять себя этим вечером, чему он предался крайне усердно, как и всякому поручению, которое Лидия давала ему. Она только изумлялась, сколь много отыскивалось таковых для него, впрочем, наверно, потому что стоило ей только высказать какую-нибудь мысль вслух – идею, знакомство, которые она забыла задействовать – а он уж тут как тут: – «О, я позабочусь обо всем». – И принимался за дело.
Тем не менее, Берти хватало разума отправляться почивать, когда он приходил домой. И он прилично высыпался перед началом нового дня. Тамсин же напрашивалась на ворчание, и Лидия спустилась в библиотеку, приготовившись устроить девушке выволочку.
Не успела она спуститься к подножию лестницы, как раздался стук, и дверь открыл задержавшийся поблизости лакей.
Узнав посланника Эйнсвуда, Лидия поспешила в вестибюль и взяла принесенную им записку, затем послала его на кухню что-нибудь перекусить.
Сама же поторопилась в библиотеку, на ходу вскрывая записку.
Любовь моя,
Сотню раз благодарю тебя за мудрые слова, написанные тобой, и за то, что послала со мной Милли.
Она забрела севернее, на земли Багнигга, и я чуть было не послал кого-нибудь доставить ее обратно. Но твое письмо подарило мне передышку. Я вспоминал, как мы также путешествовали здесь с Робином и забирались на Кумб Хилл недалеко от Эйлсбери. Здесь я дам длинное и причудливое описание дальнейших событий: Благодаря Милли, уделявшей внимание слухам, мы нашли около Эйлсбери постоялый двор, где девочки провели несколько дней. Эмили хворала. Нас заверили, что она вполне выздоровела, когда они снова тронулись в путь в субботу. В воскресенье они побывали в Принсис Ринсборо, где оставили коричневое платье Эмили в обмен на одежду для мальчика. Они взяли одежду из корзины – одной из тех, что оставляют в церкви для того, чтобы раздать бедным. Именно Милли побеседовала с женой викария и выяснила, что точно забрали.
Далее следовало подробное описание предметов мужской одежды.
Он продолжил рассказывать, что теперь девочки следовали по каретной дороге, ведущей на юг. Вир и Марс прочесывают этот путь. На сей раз они расспрашивали о молоденькой девушке и мальчике и с куда большим успехом.
Окончив чтение письма, Лидия передала основное содержание Тамсин.
– Нам придется разбудить слуг, – заявила Лидия. – Все задействованные в поиске люди в Лондоне должны быть оповещены. Здесь не говорится, насколько опередили Эйнсвуда его подопечные. Они могли бы уже быть в Лондоне или появиться в любой момент. Все должны быть начеку.
– Я сделаю копии описания, – предложила Тамсин. – Только несколько строчек. По одной на каждого нашего посыльного, поэтому им не придется стараться запомнить описание наизусть. Они ведь и так будут спать на ходу.
– Ты как в воду глядишь, – одобрила Лидия. – Но с этим ничего не поделаешь. Я дам распоряжения приготовить большой кофейник крепкого кофе.
Крестьянин высадил Элизабет и Эмили у рынка «Ковент-Гарден», уже густо оживленном, невзирая на ранний час. Несколькими минутами ранее Элизабет услышала, как церковные колокола прозвонили шесть часов.