Последний очевидец
Шрифт:
Когда Столыпин подал в отставку, Петрополь испугался, нахмурился, помрачнел. Три дня висела над Невой черная туча. Царь настаивал, чтобы Столыпин остался, а оскорбленный премьер не соглашался.
Газеты же воспользовались случаем, чтобы лягнуть копытом шатающуюся власть. Появилась некая поэмка, в которой изображался Борис Годунов. Изображался так, что выходил Столыпин.
И даже лидер партии кадетов, профессор Павел Николаевич Милюков, заявил с кафедры Государственной Думы 15 марта 1911 года под рукоплескания слева: «Благодарите
Императрица Александра Федоровна могла бы повторить свое собственное изречение: «Было две Императрицы, теперь будет три. Недаром у Ольги Борисовны обедают при шашках и кортиках».
П. А. Столыпина очень многие не любили. Прежде всего Царица. Затем граф С. Ю. Витте. Мне кажется, что этот крупный сановник завидовал своему преемнику и не мог примириться с тем, что после отставки с поста премьера он был назначен в Государственный совет, называвшийся складом уволенных министров-старичков — «звездная палата»!
Но Витте отнюдь не был старичком. Он был глава оппозиции в Государственном Совете и, где было можно, вставлял палки в колеса правительственной колымаги. Он тоже восстал против «национальных клеток».
16. Принцип
Естественно, что против законопроекта о куриальном земстве взбунтовались поляки. Национальные курии в данном случае были им невыгодны. Они имели большинство на Западе, в той среде, где избирались члены Государственного Совета.
Однако принципиальных возражений они не могли выставить против закона, защищавшего меньшинство. Поэтому они обратились к испытанному средству в политической борьбе: когда нет аргументов, ругайся! Надо только найти удачно подобранное словечко. И они его нашли: они обозвали национальные курии «национальными клетками», ущемляющими свободу.
Эту терминологию подхватили кадеты, считавшие своим долгом поносить все, что исходило от правительства Столыпина. Что может быть доброе из Назарета?
На этой почве между кадетами и польским коло воцарилась кратковременная любовь. Она была недолгой по нижеследующей причине.
Когда законопроект о национальных куриях в западных земствах прошел через Государственную Думу и был передан 1 июня 1910 года в Государственный Совет, на следующий же день Столыпин внес в Государственную Думу новый закон «О преобразовании управления городов Царства Польского».
В Польше до той поры «отцы города» были назначаемы. Законопроект провозглашал выборное начало для городского самоуправления в Польше. Это был бы подарок полякам, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что в польских городах, и в самой Варшаве, большинство населения состояло из евреев. Поляки опасались, что при мажоритарных выборах в городских магистратах большинство может оказаться еврейским.
Но так как введение национальных курий в Польше все же как бы ограждало польское меньшинство, то польское коло при прохождении законопроекта через Государственную Думу голосовало
— Вы голосовали против национальных курий, вы называли их «национальными клетками», когда дело шло о западном земстве. Почему же сейчас вы голосуете за «клетки»? Неужели только для того, чтобы раскрыть нам глаза на вашу сущность? Если так, то вы достигли цели. Мы разрываем союз с вами!
Кажется, нечто подобное сказал от имени партии кадетов Шингарев.
Андрей Иванович был прав в своем осуждении поляков, но не следовало публично объявлять разрыв. Этим он дал им возможность принять вид угнетаемой невинности.
И тут же последовал ответ.
На кафедру взошел депутат от Петроковской губернии, горнопромышленник Домбровского района, беспартийный, очень способный человек и искусный оратор Владислав Владиславович Жуковский. Однажды он сказал очень дельную речь, критикуя российский бюджет. Сейчас же, с той отточенностью, которую приобретает русская речь в устах поляков, хорошо говорящих по-русски, он произнес:
— Фракции русских конституционалистов-демократов, именующих себя партией «народной свободы», угодно порвать с польским коло, которое всегда защищало конституцию, демократию и свободу всех народов. Нас огорчает это, но не так уж очень. Почему? Объяснение мы найдем в крылатых словах русского поэта:
Была без радостей любовь, Разлука будет без печали…И с видом победителя, под гром аплодисментов польского коло сошел с кафедры.
Но настоящим победителем в этот день был, быть может, один скромный провинциал, член Государственного Совета, инициатор куриального земства.
17. Филалет
Прохождение законопроекта о куриальном земстве через законодательные палаты было не только драматичным, но и поучительным. Политики и в Государственной думе, и в Государственном совете были взволнованы. Поляки возмущены, кадеты воинственно настроены.
А остальные партии? Фракция русских националистов и правые в общем поддерживали правительство, но октябристы несколько колебались.
Что такое были эти октябристы? Их с двух сторон, справа и слева, изображали превратно. Слева их называли черносотенцами, справа подозревали в революционности. Одно нелепее другого.
В Англии их считали бы либералами уже хотя бы потому, что людей моего типа там почитали консерваторами. По крайней мере, сэр Бернард Пэрс (Pares) в своей книжке «Крушение империи» так прямо и называл меня — консерватором.
Октябристы были левее меня — значит, они были либералами. Они были либералами, но вместе с тем и монархистами. Потому-то они и назывались октябристами, что поддерживали высочайший манифест 17 октября 1905 года, возвестивший с высоты престола представительный строй и связанные с ним свободы.