Последний Паладин. Том 7
Шрифт:
Хоть и делали его без артефактов, но делали на совесть. Портить такую работу было жалко, поэтому я аккуратно прощупал люк сканирующей энергией.
И не зря. Оказалось, что люк был заперт изнутри.
Недолго думая, я нашел замочный механизм и приказал: — Отопри.
Энергия Тьмы повиновалась и точечно поглотила замок вместе с установленной зажигательной системой, призванной уничтожить все содержимое в случае несанкционированного доступа.
Дождавшись характерного щелчка, я дернул люк еще раз и на этот раз он поддался и со скрипом пошел вверх.
Вниз
В углу стоял давно не работающий генератор электричества, пустой холодильник, рабочий стол, два стула, а все остальное место занимали полки со свернутыми в рулоны бумагами и свитками.
Стряхнув пыль с одного из них, я увидел написанный чернилами от руки текст.
'Постоялец #193129
Тихон Лазарецкий. Тихий и скромный. Сын пекаря Аркадия Лазарецкого. Отношение к Ордену нейтральное. Опасность отсутствует. Биография…'
Я вернул рулон обратно, взял второй, третий, четвертый…
«Постоялец #183723… Анна Коровушкина…»
«Постоялец #173645… #109420… #45671…»
Чем глубже я забирался, тем старее выглядели свитки и меньше были номера.
Самой старой из сохранившихся записей было более пяти сотен лет, но прочесть на ней что-либо было решительно невозможно.
Тогда я попытался зайти с другого конца и обнаружил, что последний свиток был написан семьдесят три года назад.
После этого я перешел на изучение второго книжного шкафа, ячейки которого были заполнены похожими свитками, но в них оказались схемы родословных, но они сохранились еще хуже, содержали больше пропусков, чем имен, и последняя датированная запись была более четырех сотен лет назад.
Похоже, попытки вести родословную переселенцев не увенчались успехом, и местный архивариус переключился на простую фиксацию всех, кого встречал.
В отличие от найденного мной тайника Ордена, здесь все было проще, собрано из говна и палок, но собрано с душой и как пример явно брались технологии Ордена.
Даже местная простенькая мебель ручной работы оказалась с грубо нанесенной эмблемой.
Видно было, что человек создавший ее делал это с трепетом и любовью.
Помимо свитков с записями постояльцев и старинными родословными, я нашел также старые письма, записки, заметки, старые карты и несколько фотографий.
На одной из таких фотографий был изображен крупный чернявый мужчина в потрепанной кожаной броне с эмблемой Ордена на груди. А снизу красовалась подпись «Борис Колосский».
Лицо мне было незнакомо, но вот фамилию я смутно припоминаю. На этаже снабжения, кажется, командовал такой лейтенант. Или же тот был Колосков?
Так или иначе, то, что это место создал переселенец из Башни Аргуса не вызывало сомнений.
— Покойся с миром, боец, — провел я пальцами по пыльной фоторамке и, найдя рюкзак, стал скидывать туда все, что имело потенциальную ценность. В первую очередь информационную.
Да, большинство свитков были повреждены, но был шанс найти в них зацепку о прошлом.
Зацепку о том, что случилось с Орденом.
Поиски завели меня во вторую комнатку, где на одноместной металлической кровати, мирно сложив руки на груди, лежал труп давно умершего человека.
На старой прикроватной тумбе находилась покрытая паутиной и пылью книга, которая оказалсь дневником. Бегло пролистав его, я понял, что имя покойного старика Герман Колосский, сын Руслана Колосского. Владелец постоялого дома под названием «Трактиръ».
Судя по сохранившимся записям, старик не знал зачем его давний родич основал это место и не до конца понимал, зачем вести записи всех постояльцев, но все же старательно продолжал это делать в память о «духах предков».
В текстах дневника было много мистики и, судя по всему, последние недели старик провел в затворничестве здесь, где и погиб самолично запертым в одиночестве семьдесят три года назад.
Аккурат в день последней записи архива постояльцев.
Судя по внешнему виду старика, погиб он от старости, а в его костлявых руках был зажат цилиндрический ключ.
Ключ переливался цветами трех стихий, которыми был закрыт люк.
Белый цвет астрала, что отвечал за барьер маскировки. Красный цвет огня, что отвечал за сожжение улик и проникших воров. Золотой цвет металла, что отвечал за внутренний барьер-ловушку.
— И зачем же ты закрыл сам себя, старик, — покачал я головой и аккуратно выудил ключ из его мертвых пальцев.
Хотя, зная, что один из его потомков хотел закрасить вывеску с эмблемой Ордена, а второй не брезговал торговать людьми, старик возможно поступил действительно умно, навечно закрыв доступ сюда непутевым отпрыскам.
Когда ключ оказался в руке, я заметил, что помимо стихийного, к резному кольцу прикреплен еще и самый обычный медный ключ.
Осмотревшись в комнатке, я увидел под кроватью сундук и выдвинул его на себя.
Пыли на нем было не в пример больше, чем где бы то ни было в другом месте. По внешнему виду сундука казалось, что его не касалась рука человека лет так пятьсот.
Прокашлявшись от пыли, я поместил медный ключ в замочную скважину сундука, и он щелкнул.
Крышка ушла вверх и моему взору открылась идеально сохранившаяся кожаная броня с эмблемой ордена. Та самая, в которую был одет мужчина на старой фотографии.
А у изголовья лежала сложенная записка с нанесенной стихийной печатью. Простенький конструкт, который уничтожит содержимое, если его коснется кто-то чужой.
Я поднес указательный палец к печатке в виде герба Ордена и защитный конструкт истаял в воздухе, не причинив бумаге никакого вреда.
Я взял листок в руки и раскрыл перед собой.
Поначалу он оказался пустым, но спустя несколько секунд на необычной бумаге проступило одно слово:
«Разрешаю».
После чего бумага с хлопком исчезла, а на ее месте в пространстве проявился размером с футбольный мяч шар и наполнил своим сиянием все помещение. Теплая податливая энергия переливалась внутри него мириадами искр и завораживала взор.