Последний парад
Шрифт:
Первым стал играть с ним Шланг, дав ему пять шаров форы. Второй, у которого кличка была и вовсе Шерсть Дыбом, встрял: дает, мол, семь шаров форы. Игра началась.
Часам к трем утра все эти так называемые академики поняли, что они никакие вовсе не академики, а просто черт знает что. Все они проиграли этому нечесаному "колхознику". Всех их он обчистил в прямом смысле этого слова. И только когда он ушел, вскинув на плечо мешок с коровьей головой, кто-то из проигравших робко предположил, еле слышно брякнув: ребята, а не Заика ли это нас посетил? Над ним стали смеяться, все знали, что Заика живет в Ленинграде, чуть ли не в Смольном, играет с наркомами, спит на бархате, ест с серебра.
Но тогда кто же этот заикающийся проходимец? Все на это лишь чесали
Вот так и появился в нашем городе знаменитый Заика. Примерно такой же фурор производил сейчас и майор Конищев, когда молчком появлялся в каком-нибудь провинциальном, районном ночном клубе и "делал" всех подряд. Он старался играть быстро и жестко, без отыгрышей, пустых, безрезультативных ударов, памятуя, что отыгрыши сбивают с кия, то есть вредно влияют на прицел и точность, поэтому игру не затягивал, старался не особо "закатывать" шара.
На этих гастролях, как он сам их про себя называл, он отрабатывал до мельчайших штрихов коммерческий удар, ровный, профессиональный, хотя и не особо эффектный. И старался искоренять в себе удар нищенский, слабый и неэффективный.
Кто-то пустил слух, что воскрес Заика. А что остается думать, когда появился вдруг некий таинственный, мрачный, загадочный заика, который разувает-раздевает всех подряд? Конищев не разубеждал их в этом. Чем больше разговоров, самых вздорных, тем лучше: рекламы много не бывает…
Он приезжал в райцентр, делал под орех местных "хлопушек" и "пассажиров" – настоящих "академиков" там, как правило, не бывало, -срывал куш и молчком удалялся. Чувствовал, что мастерство и кураж его раз от раза растут. Игроки уже встречали его затаенным враждебным молчанием. А зрители – оживлением, а иногда овациями. Как в свое время – знаменитых гладиаторов. Но он не переоценивал себя. Он продолжал учиться. Упорно. Настойчиво. Каждый день.
Леман писал и по этому поводу: "Следует искать игроков все большей и большей силы и играть с ними без форы. Форы очень развращают игроков, всегда понижая качество игры… Специальные упражнения должны состоять из ряда трудных ударов, причем переход от одного к другому должен быть сделан только после известных успехов. Эти упражнения в связи с игрой с серьезным противником разовьют талант молодого игрока, который тогда приобретет известность. Его имя будет произноситься с уважением в кругу настоящих игроков, его появление будет встречено с оживлением и вниманием".
Конищев вкусил уже этой сладкой славы. Отставники, с которыми приходилось дежурить, не давали в последнее время проходу, приставали: не о тебе ль, дескать, разговоры идут: мол, появился какой-то бильярдный монстр, чернявый, молчаливый и притом заика. Конищев неопределенно отмахивался от этих бывших полковников, выродившихся на старости лет в заурядных графоманов. Когда они собирались, их посиделки напоминали сборища старых истеричных баб, они вздыхали-всхлипывали о новой и опять бездарно ведущейся войне, называя ее "братоубийственной". Это гдеж они там братьев-то нашли? Среди тех, кто головы режет, что ли? Да, политкорректность, кажется, сгубила не только наше общество, но и нашу армию: что это за полковник, который бандита, вслед за телеобщечеловеками, называет "сепаратистом"? Который ни разу, ни одного дня не был на настоящей войне и ни разу не выиграл ни одного боя и даже ни разу не стрельнул в живого врага? Майор лишь досадливо фыркал на все эти стенания отставников и уходил. Они считали его радикалом и грубияном. Солдафоном. Ну так что ж…
На войне ему приходилось вести совсем другие разговоры. У многих там открывались глаза на жизнь. И те ребята все начинали видеть в ином свете. Что вот лезем мы ко всем со своей "духовностью" и своими родственными чувствами – мол, братья-славяне. И два раза ввязывались в войну из-за них, и всякий раз в обоих мировых войнах эти лобызаемые нами "братушки" воевали против нас. Те же болгары, поляки и чехи каких-нибудь турок ставят гораздо выше нас, "братушек". А перед немцами они просто раболепствуют. То же самое и на Кавказе, в Средней Азии и в Афгане. Везде русский и всякий другой "белый" человек испокон веков был обеспеченный человек, господин. И всякий из туземцев, кто восставал против такого положения дел – долго не жил. Но как только мы уравнялись с туземцами, со "зверями", как их зовут во всех республиках, не разбирая наций, так они нас же и стали презирать. Мир не признает "братства", тем более на Востоке. На свете всегда есть отношения лишь господина и раба – в разных, порой очень сильно завуалированных вариациях. Иного, по-видимому, не дано. Не захотели (или не смогли?) быть господами в Афгане – нас выбросили. То же произошло на Кавказе. Никакого "братства" тут не получится – не тот менталитет народа. Да и какое может быть "братство", когда у нас нет никаких общих точек соприкосновения – ни религиозных, ни кровных, ни языковых, никаких, кроме тридцати лет относительного мира в позднесоветскую эпоху. Все остальное время они вели с нами перманентную войну…
Один чечен говорил, что раньше его дед не знал русского языка, кроме трех слов, самых для него страшных: "Царь – билат, казак – билат". А сейчас они вообще никакую власть не боятся, а казаков презирают.
Вот о чем вели разговоры между собой ребята из экипажа Конищева. Эти разговоры возникали меж летчиками и ГРУшниками, саперами и ОМОНовцами. Днем, когда палило солнце, и ночью, когда в небо летели искры костра и перемешивались там со звездами. Последнему солдату все было ясно, лишь только начальство неизвестно чем думало…
Нужно смотреть правде в глаза: долготерпение – добродетель ослов, а трусость никого еще не спасла от смерти. На планете Земля незаметно началась глобальная религиозная война. Война между мусульманским миром и христианским. И Россия сейчас на самом острие этой борьбы.
Мусульманский мир будет побеждать, как бы мы ни хорохорились. Он будет побеждать потому, что в их семьях по пять здоровых детей, а у нас по одному, и те больные, ибо с чего же нашему ребенку быть здоровым, если рожден он, как правило, после трех абортов? Потому что у них – полигамия, а это значит, что дают потомство наиболее сильные, агрессивные, воинственные и предприимчивые мужские особи.
Ход истории показывает, что ислам оказался более жизнеспособной идеологией, идеологией агрессивной, наступательной. "Непротивлением" невозможно противостоять злу, ему можно противопоставить только адекватные меры. Восток признает только силу, он преклоняется перед напором. Раньше говорили: Богу молиться – победы не добиться, только у труса надежда на Исуса. В сорок четвертом году чеченцев выселял нарком ЧИАССР в чине капитана НКВД – и он решил эту проблему без единого выстрела, за двое суток, и настолько блестяще, что мы сорок лет даже слыхом не слыхали о каких-то там чеченцах.
И самое главное, что мы сейчас пока еще не способны хотя бы осознать свою слабость и дать ей соответствующую оценку. Мы упиваемся своей беззубой "духовностью", а также "прогрессивностью" и "развитостью", а в Москве миллион одних только азеров, Париж уже наполовину "цветной", Берлин – на треть мусульманский, и все эти города ждет участь Косова, дело времени…
Вот о чем говорили меж собой ребята на войне, а эти толстые, не воевавшие полковники писали мемуары о том, как они подносили бумажки в штабах и как выбивали себе всевозможные льготы. Они шли в армию не для того, чтобы умереть в первых рядах, а чтобы уйти на пенсию в сорок… Неприятно было с ними общаться майору Конищеву, который потому и не поднялся выше майора, что был строптив и упрям. Он ничего не мог с собой поделать -противно! Раньше ему было легче, раньше у него был зеленый камуфлированный "крокодил", с тремя пушечными турелями, с шестью кассетами ракет, и он мог как-то по-своему влиять на мир, как-то отстаивать свои убеждения, а сейчас у него не было ничего, кроме нищенской пенсии, на которую и себя-то прокормить было проблематично. Потому и решил он сделаться хотя бы относительно независимым от этого прогнившего, лживого мира. Он решил стать асом. Охотником-волком. Бильярдным артистом.