Последний патрон
Шрифт:
Чинганчгук потер саднящее правое плечо. Когда вчера вечером он забрался в спальню Джойс, его ждали настолько пылкие объятия, что любвеобильный вождь немного замешкался и угодил рукой между железными прутьями гридушки кровати. Не увернись Чинганчгук от падающего на него следом пышного женского тела, он наверняка еще долго не смог пользоваться своим кольтом с прежним успехом за исключением разве что тех случаев, когда рукоятка «большой собаки» требовалась ему для сокрушения орехов.
Чинганчгук ощупал ворох амулетов на груди, почувствовав под пальцами
– Слышь, Чинганчгук! – донеся снизу ставший по-деловому резким голос лейтенанта Джонса. – Нам пора прекращать эту комедию. В конце концов, так честные индейцы не поступают.
– Что ты имеешь в виду? – неохотно отозвался индеец.
– Вместо того, что бы поджарить тебе пятки мы сами жаримся на солнце.
– Не нравиться, можешь валить в казарму, – Чинганчгук освободил амулет от шнурка. – Я никого не задерживаю.
– Лучше сдайся по-хорошему.
– А что мне за это будет? Вы слегка притушите свой костерок или передадите прощальное письмо моей скво?
Чинганчгук поднял амулет к глазам. Он был предельно прост и представлял собой самый обычный патрон для кольта. Но это был последний патрон, и Большой Змей приберегал его исключительно для себя, надеясь, при случае, избежать лишних и крайне болезненных формальностей во время перехода в Долину Предков.
Чинганчгук вставил патрон в барабан кольта и взвел курок.
– Мы что, так и будем воевать без обеда? – возмутился кто-то из солдат. – Да в гробу я этого индейца видел.
– Что бы увидеть индейца в гробу, в него еще нужно попасть, – возразил другой хриплый голос.
– В гроб попасть? – уточнил другой голос, с явно веселой интонацией.
– Нет, в индейца. А этот Быстроногий Олень, может быть, еще весь день от нас убегать будет.
– Большой Змей, – поправил нетерпеливого солдата Чинганчгук.
– Ну, значит, не бегать, а летать.
Солдаты ожили.
– А если эту Змею бомбой рвануть?
– Хорошее предложение. Запросто можно!
– Молчать, канальи! – Громовой голос полковника умел остужать страсти с таким же успехом, как и неожиданно свалившаяся на голову снежная лавина. – Мы возьмем живым этого мерзавца, даже если мне придется отправить в лучший мир половину из вас!
Солдаты испуганно замолчали.
Чинганчгук последний раз посмотрел на солнце. Оно уже заметно поднялось над горизонтом, и день обещал быть довольно жарким. Большой Змей усмехнулся и подумал о том, что на этом свете не так уж и здорово.
«Пора!..» – решил он.
Прежде чем отправиться в долину предков, как и положено перед дорогой, индеец постарался сесть поудобнее. Он оперся на правую руку и чуть приподнялся… Кольт в его ладони издал сухой щелчок. Чинганчгук замер и, уже чувствуя под сердцем неприятный холодок, медленно поднял револьвер. Худшее предположение оправдалось – спущенный боек упирался в капсюль патрона. Любая другая осечка, случись она даже во время пальбы во время рукопашной в пьяном борделе, не смогла бы так сильно расстроить Чинганчгука.
Индеец взвел курок, перекрутил барабан кольта и снова нажал на курок.
– Что это он там расщелкался? – послышался снизу ворчливый голос лейтенанта Джонса. – Неужели патроны кончились?
– Верно! – поддержал догадку командира солдаты. – Этот прохвост почти голый из спальни выскочил. Откуда ему эти патроны взять-то?
Солдаты разговорились.
– А у него нож есть?
– При чем тут нож?
– Знал я одного индейца, так он и за сто метров мог скальп снять.
– Я бы и за пятьдесят снял… С нашего сержанта Снока, например.
– А продал бы за сколько?
– За полдоллара!
Чинганчгук внимательно осмотрел ремешок для амулетов – при определенных обстоятельствах можно было бы отправиться в Долину Предков и с его помощью. Но проблема заключалась в том, что поблизости не было деревьев с крепкими сучьями способными выдержать крепкое и любвеобильное тело мужчины. Впрочем, времени тоже не было. Внимательно наблюдавший за своим врагом полковник, вряд ли бы согласился с таким относительно безобидным способом бегства Чинганчгука в иной мир.
Индеец вздохнул и вытащил патрон из барабана кольта. При беглом взгляде выяснилось, что патрон кто-то вскрывал. Не прилагая особых усилий, Чинганчгук вытащил пулю из гильзы. В гильзе не было ни крошки пороха, вместо него там находился свернутый в упругий рулончик лист папиросной бумаги.
«Если это любовное послание одной из девушек моего племени, – подумал Чинганчгук, – после смерти, по ночам, я буду приходить в ее вигвам и дышать ей в ухо».
Индеец развернул записку. Он сразу узнал почерк своей жены.
«Мой любимый муженек! – писала скво. – Я очень надеюсь, что сейчас тебя окружило целое стадо бледнолицых, и ты уже попробовал сбежать в Долину Предков. Нет, милый, такая жалкая смерть не достойна моего вольнолюбивого мужа, особенно если учесть все то доброе, что ты успел для меня сделать…» После странного росчерка подчерк скво стал неразборчивым и дальнейшее послание Чинганчгук смог прочитать с большим трудом: «…Ты подохнешь, как собака! Ты будешь медленно поджариваться на костре, и вспоминать все те юбки, которые успел задрать! Знай, дорогой вождь, что это я предупредила полковника Дадли о том, что ты снова направился к его любовнице! Знай, что это я высыпала порох из твоего амулета и тем самым подставила твои драгоценные пятки пылающему костру! Прощай, любимый, и будь ты проклят! Твоя, теперь уже бывшая, скво».
Чинганчгук потер шею. Он невольно подумал о том, что если бы в свое время добрый монах отец Лаврентий не выучил Дикую Лозу читать и писать, то гордой индианке, даже при всем ее желании, вряд ли бы стал доступен такой по-французски изощренный способ мести.
Индеец поднял голову и осмотрелся. Солдаты осторожно переползали от валуна к валуну и приближались, предпочитая выставлять в качестве мишени те места, ранение в которые хоть и считалось малопочетным, но зато никогда не было смертельным.