Последний переход

Глуховцев Всеволод Олегович

Думая об этом, Княженцев не заметил, что тропинка стала опускаться вниз. И уклон пошел очень ощутимый, Павел уже вынужденно притормаживал ход, чтобы не припуститься бегом вниз.

– Что за хрен, – бормотнул он, взмахнув руками, удерживая равновесие. – Куда это ее понесло?..

– Это наверняка спуск к реке, – предположил Виталий.

– К какой, к черту, реке?! – раздраженно выкрикнул Павел. – Нет тут никаких указаний насчет спусков!

Указаний, может, и не было, но спуск был. И он становился круче, вот уже трудно стало удерживаться

на ногах. Егор схватился за еловую ветвь.

– Эй, Сусанин! Ты куда нас завел?

– Пошли бы вы на хер! Не я, а вы сами же решили… Демократия, мать вашу!..

– Река! – вдруг радостно завопил Виталий. – Ну, что я говорил?! Река, глядите!

– Где река? – огрызнулся Павел, но вдруг резко затормозил и встал как вкопанный. Перед его взором в просвете меж елями блеснула на солнце беспокойная рябь воды.

Это было невероятно, но очевидно.

ГЛАВА 4

Через пять минут путники стояли на крутом берегу, молча глядя на то, как мимо них быстро катит мутные воды неширокая, но быстрая, норовистая таежная река.

Забелин поджал губы, растянул их в неопределенную гримасу.

– М-да… – промычал он, и всем стало ясно, что как штурман он признает свою капитуляцию.

– Ну и?.. – с невинным видом осведомился Аркадий.

– Что ну? Баранки пальцем гну… Никаких других водных преград, за исключением безымянного ручейка, в округе не предвидится. А река Кара-су должна быть, по меньшей мере, километрах в десяти сзади нас. Вот такая ворожба по этой карте.

– Дела… – протянул Семен и присел. – Пока что требуется перекурить, пораскинуть мозгами.

– Да чего думать-то, – скривился Виталий. – Мудрецы! Ведь вариантов-то всего три: поворачивать назад, переплывать на тот берег или плыть. Вот и все!

Павел, Аркадий и Егор молча переглянулись. Опять Виталий был прав, как Сократ. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы выбрать из трех вариантов один.

Княженцев посмотрел почему-то на Семена. Тот цыкнул струйкой слюны сквозь зубы, пожал плечами.

– Конечно. Я за. Река – та же дорога, куда-то да выведет.

– Разумно. – Павел усмехнулся. – Ну а раз так, тогда – большой привал, с костром. Вещи в кучу, и все на поиски топлива. Сухие ветви, лесины, поленья – это я для тебя, князь, как для дилетанта. Все пойдет. Даже шишки. Их тоже можно. Ну, вперед!

Через полчаса костер весело горел, сухие смолистые ветки полыхали бойко, с потрескиванием. За приготовление харчей Павел взялся сам, сказал, что никому это дело не доверит. Он влил в котелок один баллон воды и всыпал в него три пачки вермишелевого концентрата… Нашлись и маленькие конвертики со специями, и пакет с сушеными овощами. Скоро в кипящей гуще аппетитно замелькали морковка, кукуруза и горох. Егор вспомнил про болгарскую фасоль.

– Давай, – согласился Павел. – Вали до кучи, хуже не будет.

На чистом воздухе варево показалось восхитительно вкусным.

Пашка и это дело знал: вроде бы немного сварил, однако ближе к дну котелка стала ощущаться сытость, и последние ложки шли уже с трудом.

– Уф, – сказал Семен, сытно рыгнув, – после такого обеда только на боковую.

– Ну, на боковую не на боковую, а отдохнуть, да чайку попить – самое то, – заявил Павел. – Котелок вымоем, да и вскипятим, дело простое. Жорж, ну-ка ты там подкинь веточек… Самому молодому – мыть котелок! Кто у нас самый молодой?

Егор отчего-то подумал, что это Виталий, но неожиданно таковым оказался Семен – двадцать семь лет!

Бог весть, как другие, а Княженцев долго приходил в себя от очередного сюрприза. Одиннадцать лет разница с Аркадием! А выглядели они даже не ровесниками, Кауфман казался просто юношей по сравнению с куда более молодым товарищем.

«Чудно, – подумал Егор. – Совсем чудно…»

Вернувшись с чистым котелком, Семен сообщил:

– Еще бы разок надо сполоснуть. Вода мутная, с илом.

Павел экономно ополоснул котелок.

– По стакану на рыло, – предупредил он всех. – Князь, ты огонь блюдешь?

– Как честь смолоду!

Эта острота дошла почему-то до одного Виталия. Он разинул рот в смехе, поддержал аспирантский юмор, и очень скоро выяснилось, что идиому «беречь честь» он понимает в самом грубом смысле.

– …Слушай, а ты сам-то когда мужиком стал? – допытывался он у Егора. – Сколько тебе лет было?

Княженцев был совсем не ханжа, даже наоборот. Любил шуточки с легким цинизмом; но вот тупую пошлость терпеть не мог. А Обносков именно это приятное свойство и начал демонстрировать. Да с удовольствием, со смаком, с гоготом – похоже, предмет разговора вызвал в нем что-то такое, что у более утончённых натур называется вдохновением.

– А я вот в первый раз, – разоткровенничался он, – так мне восемнадцать было… смех! А этой бабе где-то уже под тридцатник, ха-ха! Свежатинки захотелось!

Егор демонстративно отвернулся, но Виталий и не думал останавливаться, словесный понос пошел потоком, однако Забелин нашел способ заткнуть его.

– Эй, товарищ боец, – сказал он. – Если ты и дальше будешь такие разговоры разговаривать, придется тебе в чай брому добавлять. Действует как из пушки! Полгода ни об одной бабе не вспомнишь.

Виталий обиделся и замолк. Егор подбросил веточек в костер:

– Поддадим жару. Долго греется.

Чай получился не просто в меру крепкий, но и изумительный на вкус, с дымком, даже с хвойным привкусом – чудо! Никогда такого чая Егор не пробовал. Он аж разомлел, посмотрел вокруг другими глазами – и словно только что увидел всю эту прелесть дикой природы, таинственную даль таежной реки, бесконечность этого мира – бог мой, как же он не замечал этого раньше!..

– Слушайте, – произнес он искренне, – а ведь в самом деле-то… как здорово здесь! Честное слово, не думал, что так будет.