Последний подарок богини
Шрифт:
Два волосатых жреца в длинных белых хитонах пели гимн богине, прославляя добродетель покровительницы семьи и призывая помочь страждущим. Перед ними возвышался алтарь с курящимися благовониями и беломраморная статуя женщины, аляповато раскрашенная яркими красками. Вид кроваво-красных губ, угольно черных бровей и темно-коричневых глаз покоробил Александра и не внушал ему никакого почтения. Скульптуры Келлуана не отличались такой выверенностью и живостью форм, но там хватило ума не превращать их в матрешки.
Проревев завершающий аккорд, жрецы обернулись к пастве. Один держал черно-красный
Наблюдая за ними, юноша лихорадочно копался в сумке, отыскивая какую-нибудь тряпочку. Она нашлась, когда перед Алексом оставалось всего три человека.
Молодой человек положил в кувшин серебряную рахму, вызвав довольную улыбку у жреца.
– О чем ты просишь Юну, чужестранец?
– спросил тот на плохом келлуанском, очевидно из-за характерной юбки приняв парня за жителя берегов Великой реки.
– Моя добрая знакомая родила двух мальчиков и никак не может поправиться.
– Богиня ей поможет, - уверенно заявил второй жрец.
Молодой человек протянул ему свернутую полоску ткани. Священнослужитель зашептал молитву и стал водить по ней жезлом, очень напоминавшим...
"Какая связь между чисто мужским органом и богиней-покровительницей семьи?" - подумал он, удивляясь причудливым извивам религиозной логики.
– Пусть твоя знакомая положит это на живот, - стал давать инструкции жрец.
– Сила Юны поможет ей излечиться.
Уставшая и задерганная Айри на вопрос Александра:
– Как дела?
Безнадежно махнула рукой.
– Плохо.
Узнав, что он успел побывать в храме и освятил тряпочку, девушка попросила:
– Отнеси её сам. Я и так тут забегалась.
Юноше открыл хмурый Гернос. Молодая мать лежала с закрытыми глазами и никак не отреагировала на его появление.
– Тяжело, - ответил евнух на немой вопрос Алекса.
– К вечеру все станет ясно.
Парень отдал ему тряпочку, объяснил, что надо делать, и торопливо ушел.
В это утро Александр встал пораньше. За плотниками надо было идти к верфям, расположенным на противоположном конце вольно раскинувшегося города. Там располагалась и военная гавань Нидоса. Спускаясь к морю по пологой улице и жуя пирог с осьминогами, он увидел выстроившиеся у причалов длинные многовесельные корабли, сверкавшие медными украшениями. На берегу стояли суда в разной степени готовности. Одни напоминали скелеты древних ящеров, густо облепленные рабочими, возле других густо дымили костры, разогревая до кипения густую смолу.
Именно верфь служила основным источником дерева для строек и мебельных мастерских. По нидосским законам весь лес, поступавший в город, проходил через неё, где старшие мастера отбирали самое лучшее для постройки кораблей, а уже остальное шло в свободную продажу. Здесь строили не только военные, но и купеческие суда, славившиеся своим качеством по всему Внутреннему морю.
Александру попался навстречу раб, тяжело тащивший тележку, нагруженную короткими брусками. Колесо попало в щель между камнями мостовой,
– Спасибо, добрый господин, - поклонился раб. Часть позеленевшего медного ошейника была обвязана тряпьем, а на шее виднелись незажившие потертости.
– Знаешь, как найти двор Ханса Ордунга?
– Да, господин, - кивнул раб, радуясь, что тоже может оказать случайному помощнику какую-то услугу.
Сворачивая в нужных местах, Алекс вышел к воротам, откуда четверо рабов выносили длинное бревно. Рядом вышагивал низенький, похожий на бородатого подростка мужчина в аккуратном хитоне с большими бронзовыми пряжками на плечах и ругался сквозь зубы.
На обширном дворе пахло смолой, хвоей и сухим деревом. Под длинными навесами, где навалом, а где аккуратно уложенные, хранились разнообразные "пиломатериалы". У забора стояли две повозки, в одну из которых был запряжен осел, а рядом на толстом обрубке дерева, вросшем в землю, сидели, тихо переговариваясь, трое рабов. Их хозяева в это время осматривали бревна, доски и еще какие-то деревяшки.
В дальнем углу стоял двухэтажный дом с большим навесом, в тени которого сидел толстый краснощекий человек, держа в руке большой оловянный кубок. Заметив нового посетителя, он поставил посуду на маленький столик и направился к юноше, на ходу оглаживая синюю тунику, натянутую на полукруглом пузе. Судя по самодовольной физиономии, очень напоминавшей жабью, к нему шел хозяин торгового заведения.
– Хочешь что-нибудь купить?
– прохрипел он.
– Или зашел посмотреть?
Александр начал свою речь словами: "Сами мы не местные..." Что вызвало появление недовольных морщин на покатом лбу собеседника. А закончил: "Сколько это будет стоить?"
Успокоившийся толстяк заявил, что господин обратился по адресу.
– Завтра я пришлю к вам приказчика, он посмотрит, что нужно, и через пару дней начнем.
– Нет, уважаемый, - покачал головой юноша.
– Я плачу за аренду каждый день. Вы или беретесь за это дело немедленно, или я буду искать кого-нибудь другого.
После этих слов хозяин убедился в серьезности его намерений и тут же отправил с ним одного из своих людей.
Немолодой мужчина с лицом грустного пуделя поинтересовался, где расположена торговая точка Алекса, и какой конкретно ремонт там необходим?
Путь до Корнеллевой улицы оказался длинным, а перечень работ коротким. Так что вскоре собеседники перешли к разговорам "за жизнь", и Алекс вновь узнал много интересного из жизни Нидоса.
За полтора века здесь образовался своеобразный народ, где каждый считал себя прежде всего нидосцем, а уж потом либрийцем, радланином, даросцем или еще кем-то. Элита, первоначально состоящая из радлан, постепенно "разбавилась" представителями других народов. Благо, для торговли, составлявшей основу существования города, не имела большого значения национальность или вероисповедание. Здесь происходило взаимопроникновение культур и обычаев. Именно одному из них собеседник Александра оказался обязан своей свободой.