Последний подарок
Шрифт:
— А это мы еще посмотрим. — Лизонька подобрала под себя ноги, став похожей на большой снежный ком в своей объемной ночнушке. — От судьбы не уйдешь. Если на роду написано быть любимой, так оно и будет. И уже ничья воля тебе не помешает. А я чувствую, во мне есть эта судьба. Она как ниточка, верная, светлая, ведет меня вперед. Тут главное — не свернуть.
«Свернешь», — подумала Катя, но вслух говорить не стала. Спорить с Лизонькой, особенно когда та вот так возбуждена, было бесполезно. Она будет шуметь, доказывать, хоть и так понятно, что против
Катя перевела взгляд на темное окно, вспомнила вчерашнее странное видение, и в душе ее стало рождаться неприятное чувство неминуемой беды. И еще это слово «судьба». Да, это была судьба, она влекла за собой, и никакие силы не могли остановить стремительно приближавшейся трагедии.
«Что-то будет, что-то будет», — стучало в висках.
«Беда, беда?» — тоскливо отзывалось сердце.
«Радость, радость», — спорила с ней веселая искорка слабой надежды.
— Катя, не спи, — тормошила сестру Лизонька, но после стольких тревожных дней Катины глаза закрывались сами собой. И ничего нельзя было с этим поделать.
— Не спи! — потребовала сестра и коснулась Катиной щеки чем-то холодным.
— Не сплю, — неожиданно для самой себя произнесла Катя, и эти слова внезапно разбудили ее.
В комнате было тихо. Лизонька лежала, подперев подушкой щеку, отчего лицо ее чуть перекосило и рот приоткрылся. Оплывшая крупными жирными слезами свеча еле тлела, готовая вот-вот погаснуть. Было душно — от нагара, оттого, что они здесь надышали, из-за вечно закрытых окон.
«Дурное дело — открывать окна на ночь, придет мора, сядет на грудь, будет душить, плохие сны насылать». Кто это говорил? Матушка? Соседки?
Катя покосилась на кушетку, на которой ей постелила сестра, и ей захотелось оказаться в своей кровати, укрыться вместо пледа нормальным одеялом. И что они затеяли на ночь глядя такой разговор? Только разбередили ненужные фантазии. Катя попыталась удобней устроиться на узкой лежанке, но стало понятно, что сон ушел и лучше отправиться в свою кровать, пока она своим шебуршанием не разбудила сестру. Тогда нового разговора не избежать.
Катя сунула ноги в мягкие шерстяные ботики и вышла в коридор. Здесь чувствовалась ночная прохлада. Где-то было приоткрыто окно, захотелось выйти на улицу, подышать ночным воздухом, но Катя на это не решилась (моры, моры!). И чтобы не сожалеть и не размышлять об этом, она заспешила к себе, плотно прикрыла за собой дверь, крепко запахнула на груди шаль, достала свечу, зажгла ее.
Ее пробрал внезапный озноб. Она даже не удивилась, неожиданно осознав, что стоит перед окном, что высоко подняла свечу, словно пытается что-то рассмотреть.
Свеча была лишней. Она и без нее видела, что он стоит там. Прическа, одежда — все другое. Но это был он. Сомнений не было. Те же горящие пронзительные глаза, те же тонкие губы. Та же бледная светящаяся кожа.
Его взгляд звал, и ей пришлось вцепиться пальцами в подоконник, чтобы не броситься к нему прямо сквозь стекло.
— Здравствуй!
Он коснулся перекрестья рамы. Рука у него оказалась небольшая и изящная, с маленькими аккуратными ногтями.
— Кто вы?
Это она сказала? Нет! Она только подумала. Губы сами произнесли немой вопрос.
— Я войду?
На мгновение в душе вспыхнула паника. Как он войдет? Все двери закрыты! Для того чтобы впустить его, придется пройти через дом, греметь тяжелым засовом. Но паника улеглась. Она почувствовала рядом с собой приятную прохладу.
— Меня зовут Виктор.
Он был в комнате. Стоял в метре от нее. Галантный поклон. Ей показалось, что ее рука сама поднялась, под ладонь скользнули холодные пальцы. Он склонился, обозначая поцелуй. По коже мазнуло холодное дыхание.
— Позволь мне преподнести скромный подарок…
Она качнулась, собираясь отказаться. Но он каким-то неуловимым движением оказался совсем близко, заглянул в глаза.
— Не отказывайся, — прошептали тонкие губы. — Это малое, что я могу тебе дать. Ты достойна великих даров. Одно лишь слово положит их к твоим ногам.
— Кто вы?
Тревоги не было. Было только смутное беспокойство, словно во всем этом имелся скрытый подвох и она никак не могла определить, в чем он.
— Несчастный, сраженный твоей красотой.
— Как вы вошли?
И снова вопрос был задан без страха. Она и правда не понимала, как он проник в ее комнату. Всегда скрипучая дверь молчала.
— Нас ведут вперед наши чувства, а любовь не знает преград.
Катя усмехнулась. Слова были слишком вычурны, а манеры таинственного Виктора чересчур тяжеловесны и старомодны. От всего этого становилось скорее смешно, чем страшно.
— Что же вы хотите?
Катя заметила, что незнакомец обращается к ней на «ты», но сама до такой фривольной формы опускаться не спешила.
— Позволения быть рядом с тобой. Возможности видеть тебя.
— Приходите завтра утром, — пробормотала Катя. Юноша казался милым, и она была не против, если с ним познакомятся родители.
Виктор медленно пересек комнату (Катя успела поразиться его плавным движениям, бесшумной поступи), положил на столик продолговатую коробочку, завернутую в шуршащую упаковку с пышным шелковым бантом. Отодвинул открытую книгу.
— Я видел, ты читала. — Легким щелчком вампир сбил со страницы пыль. — Нравится?
— Я не люблю выдуманные истории. — Катя наконец смогла отойти от окна. У них получился как будто ритуальный танец — оба прошли по широкому полукругу, не приближаясь друг к другу.
— Присядь, давай поговорим, — Виктор показал на кровать, а сам придвинул себе стул. — Я здесь недавно. Можно сказать, проездом. Заметив тебя однажды, решил задержаться.
Ее не удивил этот рассказ. Почему бы знатному господину не проехать через их село?
— Вы были сегодня днем в церкви?
— Я был там. — Виктор опустил лицо, на губах его появилась легкая ухмылка. — И готов появляться везде, где ты пожелаешь.