Последний поклон президента
Шрифт:
– Да, нормально. Там, за бугром, лощина - снег метра четыре, он здесь практически круглый год лежит! Так что они навечно останутся молодыми и красивыми!
– лейтенант зло улыбнулся.
– Хорошо, но циничным таким быть не надо: это эмоции. Тебя ведь учили - никаких эмоций! Эмоции губят. Тем более, в нашей работе...
– А установку когда запускать начнем?
– Как стемнеет, так и начнем. Завтра утром все должно быть готово.
– И все-таки, зря...
– Что, зря?
– Зря мы этого козла отпустили, надо было и его...
– Вот сразу видно, что у тебя нет наблюдательности!
– А что?
– Тот парень и девка чистыми были! У меня прибор на них не сработал, а этот как подъехал, так такой фон пошел! У него не то "сотик", не то рация. Мы могли погореть! Сам знаешь, "сотик" оставляет сигнал, даже когда выключен! А местные знать не должны! Все секретно! Об операции знает только спецотдел. Если у этого козла там за горой друзья, они бы звонить на "трубу" стали, а следы можно по "трубе" вытащить. Местные парни из регионального отдела завтра, после операции, сразу установят контроль всей местности! Радиоконтроль даст сигнал, и тогда концы видны будут! Понял? Поэтому лучше было этого козла отпустить. А трупы сегодня ночью чтоб вывез, их могут найти!
– Ты что, майор? Копать жмуров! Да там снега на них метра два!
– Лейтенант, я приказал! У вас возражения?
– Никак нет!
– Тогда делайте, что приказано: к утру трупов быть не должно! Группу прикрытия вызывайте, и жмуров - километров за сто!
– Эх, ясно.
– Да, кстати, надо этого козла пробить! Его данные на всякий случай пригодятся!
Глава первая
Белые горы облаков. Величественная картина. Здесь, за облаками - все по-другому. Даже небо - другого цвета. Темно-синяя даль, а там, вверху, где-то там - космос. До него еще километров сто, но он чувствуется, дыханием холода и вечности. Беспредельное пространство...
Жизнь мимолетна! Жизнь мгновение, ничто, пылинка! Кто знает ей цену? Кто знает ее хрупкость? Создатель? Он где-то там, высоко. Но, здесь до него ближе, хотя бы на десять километров. Десять километров над землей! Она неумолимо тянет вниз, словно говоря: очнись! Ты мой! Очнись! Ты смертен! Полет - это фикция! Но есть это мгновение, когда чувство свободы сильней земного притяжения! И это мгновение наступает здесь, на высоте десять тысяч метров. Десять тысяч метров до тверди...
– Товарищ президент, сок апельсиновый!
Мужчина поморщился.
– Я же просил: не называйте меня "товарищ президент"! Это звучит уродливо!
– Извините!
– бортпроводница виновато застыла с подносом, на котором стоял стакан сока.
– Зовите меня, ну, "господин президент", что ли, в конце концов. От слова "товарищ" прет совдепией!
– Извините!
– А еще лучше - просто Сергей Сергеевич.
– Хорошо, Сергей Сергеевич.
– Ладно, не обижайтесь, вам сколько лет? Хотя, конечно, у женщин не принято спрашивать о возрасте.
– Сергей Сергеевич, я на правительственных бригадиром уже двенадцать лет, и замечаний не было.
– Да не бойтесь. Это не замечание, это - просьба, никто вас на берег не спишет. Так сколько вам лет?
– Сорок.
– М-да, значит, вы двенадцать лет на борту номер один?
– Точно так...
– Значит, многих возили?
– Да, многих.
– А кого тяжелей всего было обслуживать?
– Горбачева, не его, конечно, а Раису Максимовну. Она очень привередливой была. Мы тогда на "шестьдесят вторых" летали, тесновато было, не то, что тут!
– Да, Рая...
– президент тяжело вздохнул.
Взяв стакан сока с подноса, он отвернулся к иллюминатору. Взглянув на облака, немного помолчал, и, вновь посмотрев на бортпроводницу, улыбнулся и кивнул на большое кресло напротив.
– Садитесь.
Та засмущалась и, нервно переступив ногами по мягкой ковровой дорожке, осталась стоять на месте. Президент улыбнулся и, вздохнув, вновь пригласил:
– Да садитесь!
– Не могу. Не положено... по инструкции.
– Садитесь, к черту инструкции, мне кое-что спросить у вас надо.
Женщина нерешительно поставила поднос на тумбочку и опустилась в мягкое просторное кресло. Президент внимательно посмотрел ей в глаза. Она, не выдержав его взгляда, потупилась.
Его взгляд вообще мало кто мог выносить. Тяжелый и пронизывающий, он, казалось, помогал президенту читать мысли собеседника. Даже его американский коллега отводил взор в сторону, хотя и полагал, что, раз русский президент английским не владеет, то и прочитать его мысли не сможет.
– Значит, говорите, многих возили, со многими летали.
– Да, Сергей Сергеевич, многих, а если учесть, что у Ельцина по два премьера за год сменялось, так всех и упомнить сложно.
– А сам-то Ельцин?
– Хм... Ельцин - веселый дядька! Иногда суровый был, но так, вообще, нормально, правда, как заусит - пил много! И других заставлял, особенно над Немцовым издевался. Напоит его, а тот блюет. А Ельцин сидит и хохочет! Говорит, вот Бориска, будем из тебя через блювонтин еврея выводить! А этого, ну вашего полпреда, маленького - дефолтика, заставлял песни детские петь. Про чебурашку много пел.
– Про чебурашку? Почему?
– А он на него похож, только уши приставь, это не я, не подумайте, это сам Ельцин говорил. Ой, что-то много я болтаю!
– Нет, ничего. Это интересно, говорите....
– Ну, тот и пел, а мы с девками слушаем там, за перегородкой, и смеемся, а как на землю сошли - не до смеха, дефолт-то по многим ударил!
– Да. Ну а генерала Гусева возили?
– Гусева возили. Он тогда был этим, совет безопасности возглавлял, в девяносто шестом, его тогда, боялись, многие!