Последний потомок богов. Том 1

Соломенный Илья

— Всё, ни одной монеты не осталось, — с широкой улыбкой заявил он мне, будто бы даже радуясь этому.

— Тогда чего ты весёлый такой? — не понял я.

— Так я теперь не с голой жопой, тресни мой гранит! — ещё шире оскалился гном, — Куртёха есть, одеяло есть — в дороге это лучше, чем несчастная пара серебряных!

Трудно было с ним не согласиться. Да и, честно признаться, жизнерадостность Торгрима заражала и меня самого.

Когда мы забирали лошадей из конюшни, к нам подошла Ада.

— Что ж… Хорошей вам дороги, — сказала она.

— Спасибо, —

кивнул я. Честно говоря, совсем не ожидал, что она попрощается, — И тебе удачи.

Обернувшись к коню, я уже собирался запрыгивать в седло, когда воровк поймала меня за руку.

— Виктор.

— Что?

Она пристально посмотрела на меня своими изумрудными глазами.

— Спасибо, что спас меня. Правда, я ценю это. Будь осторожен.

Её пальцы на моей коже показались очень горячими — но Ада тут же отпустила руку, развернулась, и пошла обратно к постоялому двору, унося за собой лёгкий запах земляники.

— Хе-хе, а девчонке-то ты понравился, — усмехнулся Торгрим, когда я забрался в седло, — Может, перед поездкой сводишь её погулять? Я подожду.

— Не говори глупостей, — я почувствовал, как краснею, — Она, скорее, последние штаны у меня сопрёт.

Гном засмеялся этой незатейливой шутке, и мы выехали на тракт.

Вновь вдоль дороги потянулись поля, холмы, леса… Пейзаж оставался неизменным, и довольно однообразным — но хотя бы дождь прекратил лить, как из ведра. Под синим небом и ярким солнцем ехать было куда приятнее, чем под свинцовыми тучами и хлещущим ливнем.

Впрочем, дорога ещё не высохла, и оставалась такой же вязкой и грязной.

Навстречу несколько раз попадались повозки с крестьянами, и каждый из них предупреждал нас об орудующих на дороге разбойниках.

А уже после второй такой встречи я задумался — отчего эти самые разбойники не трогают самих крестьян? Ведь куда безопаснее напасть на деревню и разграбить её, вытребовать дань, чем устраивать засады на обозы, которые охраняют профессиональные рубаки и наёмники?

— Ты, видно, всю жизнь провёл в своей глуши, парень? — усмехнулся Торгрим, когда я задал ему этот вопрос.

— Так и есть.

— А сколько тебе годков?

— Семнадцать. А тебе?

— Хах! — гном шумно выдохнул, — Боюсь ошарашить, Виктор… Семьдесят пять.

Я лишь присвистнул.

— Выглядишь на сорок, самое большее.

Гном снова рассмеялся.

— Спасибо, конечно, но по меркам моего народа я только в пятьдесят вступил во взрослый возраст. Так что, получается, немногим старше тебя, хах!

Эти слова заставили меня улыбнуться.

— Странно как-то это. Ты прожил больше меня почти на шестьдесят лет, а говоришь, что мы ровесники!

— Ну, до пятидесяти пяти лет я, считай, и не покидал родного города, — Сказав это, Торгрим внезапно помрачнел, — И только потом… Но об этом как-нибудь в следующий раз… Что же до твоего вопроса — то всё просто.

— В каком смысле?

— Разбойники не идиоты, парень. Если их большая ватага — им надо что-то жрать. Много ли дичи они добудут охотой, если их человек двадцать? А если

тридцать, сорок?

— Ну-у-у…

— Ты ещё учти, что просто так разъезжать по окрестностям они явно не могут — напорются на солдат этой или соседней Марки, или лихих наёмников. Разбойники обычно берут числом и испугом, а не умением, и против дюжих воинов в открытом бою не выстоят. Это я к чему — жратву им надо где-то брать. А где, как не в ближайших деревнях?

— Никто не станет торговать с душегубами! — возмутился я.

— Экий ты наивный, — покачал головой гном, — Это у вас в краю такого не было. А вообще — какой крестьянин станет перечить, если под угрозой его жизнь и жизнь его семьи? Среди вас, поселян, воинов поди отыщи… Да и разбойники не глупые — они же не просто отбирают провизию в тупую. Так можно и разозлить людей, и те втихомолку сообщат куда надо. Не-ет, тут умный подход нужен.

— Какой?

— Обещают, что не тронут селян, — начал загибать пальцы Торгрим, — Платят им за еду. А то и вовсе бывает так, что от плохой жизни, неурожая или конских поборов, люди сами уходят в леса. Грабят путников, а потом возвращаются, как ни в чём не бывало, к жене и детям. Так то!

Слушая рассуждения гнома, я мрачно думал о том, что всё это звучит… Дико, мерзко и мрачно. Но понимал, что скорее всего, мой спутник прав…

Через семь дней мы доехали до высоких холмов, по которым петляла дорога, и забрались на один из них.

— Вон она, излучина, — Торгрим указал рукой на тёмный лес — узкий, изгибающийся дугой и растянуты на несколько десятков километров.

Он раскинулся меж огромного массива болот, над которыми поднимались зеленоватые испарения. Топи тянулись на север, насколько хватало глаз. На юге их было куда меньше — и по самой кромке виднелась тонкая полоска заросшей травой дороги, вдоль которой торчали остатки небольшой каменной ограды.

— Это, видимо, наш путь? — уточнил я, припомнив карту.

— Похоже на то… Как тебе, парень? Выглядит подозрительно?

Солнце светило ярко, и видимость была отличная — так что я, прищурив глаза, вглядывался в местность, которую нам нужно было пересечь — Забытую Пустошь.

Те же холмы, но чуть пониже, те же заросшие поля, перелески, над которыми кружили птицы… Вроде всё в порядке… Вдали, за западе, виднелся массив ещё одного леса, за которым было невозможно что-то разглядеть.

— Обычные земли, — наконец, произнёс я.

— Ну вот и я также думаю, — кивнул гном, — Тогда в путь?

Мы спустились к дороге и свернули с тракта. Едва заметная дорога, как я уже обратил внимание, давно заросла, но колеи ещё угадывались под травой. Однако никаких следов и близко не было — очевидно, что старым трактом и правда давно не пользовались.

Несколько часов мы держались в сёдлах настороженно, На всякий случай я даже взял в руки лук, но всё было спокойно. От болот тянуло затхлой вонью, однако вскоре тракт чуть отдалился от них, и воздух стал чище. Над окрестными холмами летали щебечущие птицы, и мы с Торгримом слегка расслабились.