Последний Пожиратель-2. Рождественский переполох
Шрифт:
— Я тебе покажу, сватовство сыну портить, — Олесь выхватил палочку, но Белла оказалась проворнее — один взмах ее палочки, и Олесь остался с пустыми руками, а его собственная палочка отлетела в сугроб у плетня.
— Нелли, даже не думай, — рассмеялась Белла.
Фирась выставил руки вперед, надеясь сбить Беллу с ног, пока она отвлеклась на Нелли, но ведьма оказалась проворнее: она махнула рукой, и Фирась упал в снег.
— Я сказала: отдаете Драська — будет вам месяц. Без фокусов, — процедила Белла, глядя
Огромный черный пес взвыл так горестно, так пронзительно, что у всех кровь в жилах застыла. Драсько растерянно оглядывался по сторонам: пан Разумовский покачал головой, тетка Оксана и ее подруга-соседка переглядывались, явно не зная, что в таких случаях делать. Остальные сельчане тоже словно к земле примерзли, и только Нелли крепко стиснула руку Драська, призывая его не сдаваться.
— Вуйна, но ведь я люблю ее, — смело произнес Драсько, пытаясь не обращать внимания на дрожь в коленях. Он бросил короткий взгляд на окна хаты и увидел Грейнджеренко с красными глазами, которой вытирали слезы верные Марыська и Орыська.
— Не можешь ты ее любить! — взвизгнула Белла. — Ты — Малфюк, и простачку полюбить не можешь.
Драсько не успел и рта открыть, как раздался оглушительный раскат грома, полыхнула вспышка света, и метель в мгновение ока прекратилась. Ночь вновь стала тихой и звездной, разве что месяца на небе не хватало.
— Быть того не может, — прокатился в толпе шепоток, и люди стали расступаться, освобождая путь древнему старцу. Он был одет в жупан из овечьей шкуры, в высокую косматую шапку, правая рука его сомкнулась на побелевшем, отполированном временем деревянном посохе, а седые до белизны усы свисали аж до пояса.
— Любовь есть право и благо, любовь есть основа всего сущего, и не тебе, ведьма, решать, кому и кого любить.
— Отец, — хором выдохнули Олесь и Фирась, и бухнулись на колени перед старцем. Нелли, увлекаемая рукой мужа, тоже упала ниц, а вслед за ними опустилось на колени и все село. Даже черный пес упал на пузо и пополз к старцу.
— Пан Абракась, — пролепетал Разумовский, — простите, что потревожили ваш…
— Это и есть мой внук? — спросил человек по имени Абракась, ткнув посохом в Драська, который единственный из всех — если не считать Беллы — остался стоять на ровных ногах.
— Видимо, да, пан Абракась, — тот кивнул. — Я Драсько, сын Олеся Малфюка.
— Внук, — довольно кивнул Абракась. — Из младшего сына толк не вышел, так хоть внук порадовал. И что же у тебя, внучек, за проблема?
— Давай-давай, — взвизгнула Белла. — Расскажи деду, осрамись и всю семью осрами.
— Я не тебя спросил, — бросил Абракась. Его глаза полыхнули холодным светом, и Белла застыла, оборвав фразу на полуслове. Черный пес взвизгнул и завилял хвостом.
— Я, деду, свататься пришел к прекрасной девушке.
— К учительнице новой?
— Но отку… — начал было Разумовский, но вовремя замолчал.
— А моя вуйна Белла, — Драсько махнул в ее сторону рукой, — против. Украла месяц и говорит, что вернет, только если я жениться передумаю и в Киев вернусь.
— А что ты? — Абракась подошел к нему вплотную. — Не отвечай, я и без слов все вижу. Готов и без месяца и без солнца жить, лишь бы невеста молодая с тобой была, да вот только перед людьми тебе неудобно.
Из хаты Гермиэли послышался громкий стук. Видимо, то ли Марыська, то ли Орыська упала.
— Ну да есть у меня решение твоей проблемы, — продолжал Абракась, прикрыв глаза. Драсько открыл рот и уставился на деда.
Абракась безмолвно раскачивался из стороны в сторону, и Драсько даже испугался, что ему плохо.
— Деду, с вами все хорошо?
— М-м-м, — ответил Абракась и мотнул головой, мол, уйди, не до тебя сейчас. Драсько послушно отошел в сторону.
Все застыли, наблюдая, как старец поднимает посох и безошибочно указывает им на Беллу.
— Месяц! — раздался его голос с самого неба. Точно с неба, в этом сомнений быть не могло: Драсько собственными глазами видел, что дед не открывал рта. Белла, все еще обездвиженная, ничего не могла поделать, когда яркий, молочно-белый месяц выскользнул у нее из-за пазухи и стал подниматься в небо. В толпе прокатился восхищенный гул.
— Ты! — посох все еще указывал на Беллу. Ее заволокло черным дымом, а когда он рассеялся, на снегу обнаружилась щуплая черная кошка. Абракась ударил посохом оземь, и кошка с пронзительным воплем бросилась прочь.
— Пан Абракась, — не выдержал Разумовский, — как же… Где же…
— В горах я живу, — оборвал его Абракась. — Как ушел тогда, так и живу, в единении с природой.
— Но отец, — пробормотал Фирась.
— Почему не вышел к тебе, когда ты отшельником в лесу жил? Видел я тебя, наблюдал, как ты премудрости природы постигал. Да только зачем тебе сердце молодое бередить, коли ты и сам справлялся. Или ты думал, я сына брошу? И Олеся бы не бросил, да только Киев из моей пещеры плохо видно.
— А видно? — тихо спросил Олесь.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — покачал головой Абракась. — Ну что, выходи, невестушка, к старому Абракасю.
Дверь хаты скрипнула и отворилась. На порог вышла Гермиэля, за спиной у которой бестолково топтались Марыська и Орыська.
— Ты уж прости старого мольфара, невестушка, и ты, внучек, прости. Не могу я на сватовство остаться. Благословлю вас потихоньку, да и пойду себе.
— Спасибо, деду, — Драсько задохнулся от радости, а у Гермиэли на глазах снова выступили слезы. Оба встали перед Абракасем на колени, и тот положил руки им на головы.