Последний пророк
Шрифт:
Карта! Она разорвала ее на глазах у него, а он беспомощно наблюдал, как обрывки единственной его связи с миром медленно, как снежинки, опускаются на пол кивы.
— Ты никогда не обращал на меня внимание, Фарадей. Я говорила всем, что я твоя жена, а ты даже не знал об этом.
— Зачем ты это делала? — спросил Фарадей. У него кружилась голова. Он был озадачен. Почему они не выбираются на поверхность?
— Даже это тебя удивляет, и все это из-за твоей грубой бестолковости. Я должна была обеспечить себе уважение окружающих, ведь его я не могла дожидаться от тебя!
— Мы и так были уважаемыми людьми, Беттина, мы
— Глупец! — спокойно сказала она. — Ты действительно считаешь, что я поверю, будто ты думал, что у меня есть мистер Викерс? Разве за все эти годы тебе не приходило в голову, как странно, что он приезжает только тогда, когда тебя нет дома, что Моргана никогда его не видела, потому что всегда, когда он приезжал, играла с детьми Кэндлуэллов? Нет, Фарадей! В глубине души ты просто не хотел знать правду о мистере Викерсе, для тебя он был удобной отговоркой, чтобы оставлять меня одну и просто избегать.
С ужасом он смотрел на нее и понимал, что она говорит правду.
С ледяным спокойствием она продолжала:
— Мне тридцать шесть лет, Фарадей, и я до сих пор девственница. Уже не осталось никакой надежды, что я когда-нибудь познаю плотскую любовь. Если я когда-нибудь и была привлекательной, то все это ушло вместе с юностью. Пустыня и солнце, тяжкие годы труда, проведенные с тобой, оставили отпечаток на моем лице и волосах. Я не слепая, прекрасно вижу, что выгляжу намного старше своих лет. Но я буду все же защищена. Я сказала Моргане, что мы с тобой поженились, когда она была у Кэндлуэллов, что теперь я ей не тетя, а мама. Когда ты меня выставил за дверь, тебе не следовало давать мне денег с продажи этой твоей ненавистной керамики. Я собираюсь потратить их на строительство таверны.
— Ради всего святого…
— Мне пришлось хорошенько подумать вот над этим, — проговорила она, погрузив руку в карман юбки. — Знаю, за это мне дали бы хорошую цену. Но потом я поняла, что с этим предметом мы не сможем сосуществовать вместе. Я не была бы спокойна, зная, что он по-прежнему существует.
Она протянула к нему руку и показала, что она принесла в кармане. От потрясения и неверия у Фарадея все поплыло перед глазами.
Это был фрагмент золотой оллы.
— Фарадей, я разбила вдребезги этот ненавистный горшок, — сообщила она и положила черепок обратно в карман. — Я разбила его на тысячи осколков, а один черепок оставила себе, как напоминание о моей победе над тобой и твоими индейцами. Я очень хорошо буду жить, как твоя вдова и мать Морганы.
На душе было очень горько, ему хотелось рыдать от потери своего прекрасного дождевого кувшина.
— Люди обратят внимание на мое исчезновение. Они будут искать…
— Я уже начала всем рассказывать, что ты отправился в далекое путешествие в Мексику искать своих шаманов.
Его охватила паника.
— Беттина, послушай, я хочу жениться на тебе.
— Не оскорбляй нас обоих этой ложью, Фарадей. Это ниже даже твоего достоинства.
— Это не ложь. Я еще решил это до твоего прихода.
Беттина долго и внимательно смотрела на него, а он затрепетал, так как это была его последняя надежда, но она
— Ты что, серьезно думаешь, что после того, что с нами произошло, мы можем быть мужем и женой? Делить постель? Каждый назовет тебя сумасшедшим, Фарадей. Но я уже сказала всем, что мы поженились, и твое предложение не имеет смысла. Я с выгодой для себя воспользуюсь тем, что я твоя жена, и без всякого для себя ущерба. Я буду почтенной вдовой.
— Вдовой?! — обессилев, сказал он, наконец поверив тому, что его сердце уже знало: она собирается оставить его здесь — умирать. Разве это возможно? Теперь, когда он приобрел мудрость, которую так долго искал, все эти тайны умрут вместе с ним?
— Ты глупый человек, — продолжала она грустно и горько. — Вся твоя жизнь состояла из розовых снов и песочных замков. Ты даже дочь свою назвал именем миража. И все же я хотела тебя. Ты даже не представляешь, как я боролась, чтобы держать тебя возле себя, Фарадей. Например, та белокурая бродяжка, которая приходила в наше поместье.
Он пристально посмотрел на нее:
— Элизабет Делафилд? Она приходила в дом? Ради всего святого, почему ты мне ничего не сказала?
— Я знаю таких женщин, Фарадей. Алчная вымогательница. Она недостойна тебя. На ней, как на мужчине, были брюки. Я сказала ей, что я твоя жена.
От изумления он даже открыл рот.
— Вряд ли она поверила тебе!
— Странно, но она была уверена, что я твоя экономка. Именно это ты говорил людям? Что я твоя наемная работница?
— Элизабет никогда бы не поверила, что я лгал ей, — слабым голосом проговорил он и провел рукой по лицу. Боже мой, вот что, вероятно, Элизабет думала о нем? Поверила ли она, что он обманывал ее? А потом он вдруг вспомнил: тогда ему показалось, что Элизабет легко отвернулась от него.
Он закрыл глаза. Элизабет. Она не отвергла его с презрением, а в тот момент где-то сидела и думала, что он предал ее, что их интимные отношения были просто прелюбодеянием. А может, она мертва? Может, поэтому он слышал ее голос, который звал его к Лайтнинг-Рок? А теперь нет ни малейшей надежды восстановить правду.
Фарадей попытался пошевелиться. Здесь была лестница, крепкая и невредимая, — его единственное спасение. Но его тело не слушалось.
— Если бы только Элизабет написала мне! — застонал он.
— Она написала тебе, Фарадей. Письмо пришло через три месяца после ее визита. Я осмелилась прочитать его.
— О господи! Есть ли предел твоей жестокости?
— Я сохранила письмо, Фарадей. Я подумала, что однажды оно пригодится мне. Хочешь его прочитать?
Она вручила ему конверт, на котором отчетливым почерком Элизабет был указан его адрес: «Доктору Фарадею Хайтауэру, Каса-Эсмеральда, Палм-Спрингс, Калифорния». Он дрожал, открывая конверт, а потом прочитал:
«Дорогой Фарадей, твои письма озадачили меня, я не отвечала на них сразу только потому, что мне нужно было подумать. Не знаю, как справиться с этой ситуацией. Я поверила тебе, Фарадей, когда ты сказал мне, что твоя жена умерла. И, возможно, я и сейчас в это верю. Но женщина, которая назвалась твоей женой, вела себя очень убедительно, и во мне зародились сомнения. Да еще маленькая девочка звала ее мамой. Ты понимаешь, в каком затруднительном положении я нахожусь. Но я пишу тебе сейчас не потому, чтобы все наконец прояснить. Я хочу исполнить свой долг. Ты имеешь право знать всю правду.