Последний расчет
Шрифт:
Он медленно повернул голову направо. Ничего страшного. Вошли другие пассажиры… Среди них нет полицейских в форме. Несколько человек стоят, сидят, жуют резинку и тихо переговариваются. Ничего. Роясь в кармане в поисках мелочи, он рассеянно кивнул бородатому сикху в темно-красном тюрбане.
Он нашел свободное сиденье слева и принялся вспоминать все, что случилось. Либо произошла катастрофа, либо ему все померещилось. Нужно понять, в чем дело. Какой-то длинноволосый прыщавый юнец вещал о связи языка и сознания. «Если ты хохмишь, то так и говори, что хохмишь», – внушал он своей спутнице, юной толстушке с валиками подкожного жира на бедрах. Он осторожно оглянулся. Ничего особенного. Почему же по спине снова пробежал холодок? Зазудело между лопатками, и не оттого, что у него чесалась спина.
Зазвонил мобильный телефон. Какой-то мужчина ответил на хорошем английском. Парень, похожий на вьетнамца, играл на своем мобильном в какую-то игру. В таком окружении трудно сосредоточиться. Правда, труднее всего заставлять себя не оборачиваться.
Но что могло случиться? Ничего. Он поднял голову. На него в упор смотрела молодая блондинка. На что она так уставилась? Он больше не мог этого выносить. Он должен обернуться. Он вздрогнул. На несколько мгновений ему показалось, что это она. Но нет. Хотя молодая блондинка на сиденье за ним была очень на нее похожа. Увидев, что он на нее смотрит, блондинка поспешно отвела глаза в сторону.
Он заставлял себя успокоиться. Нельзя так нервничать! Он должен взять себя в руки. Сейчас он вернется домой, помедитирует и подумает, когда снова нанести удар. Он вышел из трамвая в Акер-Брюгге. Там выходили многие пассажиры. Беззаботно смеясь, шли легко одетые люди. Несколько мальчишек показывали трюки на горных велосипедах. Перед входом в Акер-Брюгге поставили большой подъемник; три крепких молодых человека предлагали желающим прыгнуть с тарзанки.
Он замедлил шаг, чтобы не попасть в очередь, но это оказалось трудно. Вся Ратушная площадь была заполнена народом. На резиновом канате уже качалась пожилая женщина. Дрыгая руками и ногами, она повисла над асфальтом и напоминала не то коровью тушу на крюке, не то Карлсона, который живет на крыше. Когда ее подбрасывало вверх, она радостно смеялась.
Он с трудом заставил себя отойти. Какой-то маленький мальчик, щурясь и прикрывая ладошкой глаза от солнца, кричал:
– Бабушка! Бабушка!
Он постепенно ускорял шаг. Спина по-прежнему зудела. За ним кто-то был. Кто-то идет за ним… Он повернул направо, к площади, остановился и оглянулся. Люди. Толпы людей. Вход на парковку был у фонтана. В кабине лифта больше никого не оказалось. Дверцы закрылись. Он прислонился к стеклянной стене и уловил какое-то движение слева.
Казалось, Франк Фрёлик и Эрик Хёугом целую вечность изучают друг друга через стекло. Хёугом прислонился к задней стенке прозрачной кабины. Когда лифт плавно пошел вниз, он продолжал смотреть на Фрёлика. Тот как будто никуда не торопился. Он спускался по винтовой лестнице не спеша, выбрасывая ноги в стороны. Всякий раз, выныривая из-за поворота, Фрёлик видел Хёугома. С каждым разом кабина спускалась все ниже. Когда голова Хёугома оказалась на уровне коленей Фрёлика, тот замахнулся и с силой ударил по стеклу ногой. Хёугом непроизвольно дернулся, но его лицо осталось непроницаемым. Два черных непроницаемых глаза над плотно сжатыми губами. Франк заметил на черепе у Хёугома родимое пятно. Ему осталось пробежать совсем немного, когда хлопнула металлическая дверь, ведущая к машинам. Франк успел к двери на десять секунд позже и уже вдали услышал топот ног. Он остановился. На парковке было душно от выхлопных газов. Фрёлик попытался определить, куда бежит Хёугом, но из-за гулкого эха трудно было понять, где тот находится. Эхо волнами шло по рядам пустых машин. Он различил подсвеченную табличку на потолке, желтые полосы на бетонном полу. Фрёлик побежал по центральному проходу, по широким полосам для выезда. По обеим сторонам стояли машины. Услышав звук заводимого мотора, он замер. Хёугом все больше нервничает. Франк удовлетворенно улыбнулся. Интересно, он что, совсем дурак? Вскоре послышался визг тормозов. Должно быть, он весь на нервах. Снова взревел мотор. Франк сосредоточился. Провел взглядом по стенам. Нигде никакого движения. Снова рев мотора. Все ближе. Он успел отскочить в последний миг. Не удержался на ногах, упал. «Мерседес» цвета мокрого асфальта пронесся в миллиметре от его ноги. Он мельком заметил мужскую фигуру, пригнувшуюся к рулю. Франк с трудом поднялся на колени. Какой он жалкий! Настоящий придурок… Неужели думает, что ему удастся уйти? Он вспомнил еще одно изречение Евы-Бритт: «В конечном счете все мерзавцы одинаково плохи, но нет сомнений, что некоторые злодеи неплохо смотрятся в кино».
Не вставая с колен, Франк отряхнул брюки. «Мерседес» повернул за угол, на пандус, ведущий наверх. Вот идиот! Угораздило же его поехать не в ту сторону!
Он вздохнул, встал и зашагал следом за «мерседесом». Эта подземная парковка отличалась от всех остальных парковок в Осло тем, что выезд в город здесь был устроен через самый нижний уровень, поэтому ехать следовало вниз.
Франк не спеша повернул за угол и услышал, как у него над головой снова визжат тормоза. Он представил, как Хёугом рванет вниз со скоростью сто километров в час, и невольно ускорил шаг. Скоро он уже бежал. Кололо в боку; ноги будто свинцом налились. Сверху снова послышался визг. Франк поднялся на следующий уровень. Въезд в десяти метрах. Машина разворачивалась совсем близко. Взревел мотор. Франк живо представил, как «мерседес» цвета мокрого асфальта сбивает его на полном ходу, как сминаются его кости, как он перекатывается через капот и крышу, с грохотом падает на пол, ломает себе шею…
Когда до входа на следующий уровень осталось пять метров, Франк вдруг услышал громкий удар и скрежет. Приехали!
Он выбежал на площадку. Где-то рядом хлопнула дверца машины. Он остановился, жадно хватая ртом воздух. В ушах стучало. Он никак не мог отдышаться. Первое, что он заметил, – женщина у лифта. Она держала за руки двух маленьких мальчиков в шортах. Один из них ковырял в носу. В шестидесяти метрах перед ним стоял «мерседес» Хёугома. Капотом он почти разрезал пополам маленький припаркованный «фольксваген-гольф». По центральному проходу ковылял Хёугом. С ним явно что-то было не так. Вот Хёугом остановился, полуобернулся, схватился за бедро. На его лице отразилось недоумение.
Фрёлик бросился вперед.
– Стоять! – крикнул он Хёугому. – Стоять, не двигаться!
Краем глаза он видел, как женщина поспешно выводит детей на лестницу. Колени у Хёугома подогнулись. Франк против воли замедлил шаг.
Эрик Хёугом стоял на коленях и раскачивался взад и вперед.
– Стоять! – чуть тише повторил Фрёлик, приближаясь к Хёугому.
У того на лице появилось отстраненное, почти мечтательное выражение. Он по-прежнему не мог обрести равновесие и напоминал наркомана под кайфом. Фрёлик резко остановился, когда Хёугом начал заваливаться.
Их разделяло пять метров; Хёугом представлял собой странное зрелище. Пола пиджака как будто приклеилась к правому бедру.
– Помогите, – прошептал Эрик Хёугом, падая и перекатываясь на бок.
– Что с вами? – спросил Фрёлик, склоняясь над ним. – Вы ранены?
Хёугом дышал затрудненно, со свистом, захватывая ртом воздух. Губы его шевелились. Франк еще ниже склонился над ним.
– В кармане… пиджака, – прошептал Хёугом. В горле у него забулькало.
– Что у вас в пиджаке?
– Шприц. Достаньте его.
– У вас шприц в кармане?
Хёугом не ответил. Он перевернулся на спину и попытался выпрямиться. Лицо его побагровело; он задыхался.
– Так-так, доктор, – пробормотал Франк, обращаясь к фигуре на полу. – По-моему, вам нужен врач. – Он задумался. Что делать? Он переводил взгляд с мобильного телефона на Хёугома, который снова перевернулся на бок и дергался в конвульсиях. – Где только эти медики, когда они нужны? – тихо спросил себя Фрёлик.
Глава 48
Потерянная дочь
Они сидели в кафе «Юстис». Заняли угловой столик, под фотографией уроженца Осло художника Хермансена. Гунарстранна доедал большой бутерброд с яичницей и фрикадельками и запивал его черным кофе. Фристад и Фрёлик пили бочковое пиво.
– Итак, теперь, наконец, мы можем сделать то, что должны были сделать уже давно, – сказал Фристад, расплываясь в улыбке. – Положить дело на полку за недостаточностью улик. Кстати, что там было у него в шприце?