Последний рыцарь империи
Шрифт:
– Вряд ли получим сейчас отпуск. Я присутствовал при телефонном разговоре Менжинского с кем-то из ЦК партии, ему сказали о нежелательности инцидентов подобных тому, что произошло во Львове. В ответ Менжинский сказал, что готовит внедрение нашего агента в самое осиное гнездо, а это означает, что мы будем в курсе всех замыслов националистов.
Эмма какое-то время молча смотрела на мужа, а потом сказала:
– Какой же ты все еще ребенок. Взрослый ребенок. Ведь это Менжинский с представителем ЦК о тебе говорил… Поэтому и говорил в твоем присутствии, чтобы ты понял всю ответственность предстоящего дела. В ОГПУ
Судоплатова разбудил стук в дверь. Он почти всю ночь не спал, разбирая архивные документы, и сегодня позволил себе чуть дольше поспать.
Он вышел к двери и, увидев знакомого курсанта, открыл дверь.
– Доброе утро, Павел Анатольевич! Я вам французские «круассаны» к завтраку принес.
– Тогда пошли вкушать твои, как ты их назвал, круассаны… Я тут дневник свой просматривал, так и быть, после завтрака расскажу тебе немного о последующих годах своей службы.
Но уже за завтраком Судоплатов начал свои воспоминания:
– Прежде чем было принято окончательное решение о моей новой работе, произошло еще нечто, о чем я узнал позже. Точнее, был телефонный разговор Менжинского со Слуцким.
Менжинский попросил секретаря соединить его со Слуцким.
– Что там с Судоплатовым? Он готов к самостоятельной работе?
– Так точно, Вячеслав Рудольфович… Осталось еще одно испытание.
– Хорошо. Держите меня в курсе.
Утром по дороге на службу рядом с Судоплатовым остановилась легковая машина. И вышедшие люди в штатском предложили чекисту проехать вместе с ними.
Допрос Судоплатова шел всю ночью. Вопросы, которые задавал следователь, в основном касались его поездки во Львов.
– А вам, Судоплатов, молодой журналист Иосиф Майен по ночам не снится? Это надо же, так хладнокровно убить его и своих товарищей по работе.
– Его-то для чего мне нужно было убивать?
– Скорее всего, он случайно узнал о том, что вас завербовал Шухевич или Бандера? Отвечайте! Мы все равно, рано или поздно это выясним…
Судоплатов уже начал проваливаться в сон.
– Не спать!
– Я вам уже в сотый раз повторяю, что в момент убийства журналиста Майена и сотрудников следствия я был в вагоне-ресторане, что может подтвердить проводник поезда, который и сообщил мне об этом убийстве, когда я возвращался с продуктами из вагона-ресторана…
– Я понимаю, алиби себе сделали с целью более глубокого последующего внедрения в ОГПУ. Не спать…
Менжинский поднял трубку своего телефона:
– Слуцкий? Слушаю тебя, Абрам Аронович? Говоришь, третий день держится? Думаю, достаточно… Заканчивайте с этой проверкой. Завтра утром оба ко мне в кабинет.
Судоплатов и Кирилл уже прикончили оставшиеся круассаны и теперь курсанту доверили мыть посуду.
– Возможно, что такие
– Ты прав… Вся беда наших карательных органов, о чем я могу сейчас говорить открыто, заключалась в том, что, обучая новое поколение слушателей академии внешней разведки, ее преподаватели, а среди них были и бывшие офицеры генерального штаба царской армии, по сути, готовили своих же собственных палачей. Когда эти «ученики» через несколько лет уже чему-то научились, то, словно иудины дети, квалифицированно сфабриковали дела, обвинив своих учителей в антисоветской деятельности и признав шпионами одновременно всех существующих разведок мира. В тот же день без суда и следствия сами же их расстреляли в подвалах академии. Правда, еще через десять лет и они были расстреляны, уже своими учениками, по сфабрикованным аналогичным делам.
– Это же какой-то сумасшедший дом…
– Согласен. Но именно так, с завидной иезуитской дотошностью, периодически обновлялся состав Разведпрома и ОГПУ. И как следствие проведенных чисток, стал изменяться возрастной и национальный состав советских разведчиков. На смену латышским, польским и даже еврейским фамилиям пришли русские и белорусы, в графе о социальном происхождении которых уже значилось «из рабочих» и «из крестьян»… Произошло и нечто, еще до сих пор необъяснимое. Поначалу подло преданная, где-то просто проданная, систематически разваливаемая и даже сама себя пунктуально истребляющая, еле живая внешняя разведка Советского государства по крупицам вместе со всей страной начинала возрождаться и к началу Второй мировой войны стала одной из самых сильных в мире. Правда, наше поколение, к сожалению, уже привыкло к жестокостям такого рода потерь. Я уже тогда начал понимать, если бы мы проявляли больше терпимости и старались бы понять противную сторону, не стремиться во что бы то ни стало ее уничтожить, то неоправданных жертв с обеих сторон было бы меньше…
– Если вы не против, я упомяну об этом в своем дипломе.
– Дерзай…
– А теперь не могли бы вы рассказать о своем первом задании уже как разведчика-нелегала?
– Тогда заканчивай с мытьем посуды и устраивайся поближе… На следующий день, как только меня выпустили из камеры, Слуцкий отвез меня домой, чтобы я переоделся, и вскоре мы были уже в кабинете у Менжинского. Его ум был ясным, а операция, к которой меня готовили, была практически полностью им продуманной. Меня лишь аккуратно к ней подводили.
– В нашей тюрьме, – без предисловий начал Слуцкий, – сидит некто Лебедь, который является руководителем подпольной сети ОУН. Этот бывший офицер австро-венгерской армии с 1915 по 1918 год вместе с Коновальцем сидел в лагере для военнопленных под Царицыном. Там они и познакомились. Обоих освободила революция. Тогда-то Коновалец и выбрал Украину, а еврейские, политические и уголовные погромы стали методом его борьбы за ее самостийность. Так вот, во время одного из таких погромов этот самый Лебедь был ранен и взят в плен. Принимая во внимание его тесное сотрудничество с Коновальцем, мы перевели его в Москву…