Последний самурай
Шрифт:
В Анды верхом на муле? спросил он. Весьма оригинально, сказал он. Ты в этом уверен?
Да, ответил я.
Знаешь, вот лучший совет, какой я могу тебе дать, сказал он. Никогда в своей жизни ни на кого не полагайся, кроме как на самого себя. Всего, что я имею, я добился сам, без посторонней помощи. Ты никогда не повзрослеешь, если станешь думать, что все в этой жизни другие люди должны преподносить тебе на блюдечке.
Пока я повзрослею, будет уже поздно, ответил я.
Да у тебя впереди вся жизнь, сказал он. Перестал расхаживать по комнате и остановился возле меня, придерживаясь за спинку софы. Я заметил, что на руке у него
Это-то меня и беспокоит, сказал я.
Ну, здесь я ничем не могу помочь, сказал он. Вот мне, к примеру, никто не помогал, и вышла только польза. И я стал тем, чем сегодня являюсь.
Я порадовался тому обстоятельству, что мы с ним не сражаемся настоящими мечами. Иначе бы он меня, наверное, убил. Я сказал, что буду иметь это в виду.
Он сказал: У меня уже есть один сын. Он старше тебя, если еще жив. Не намного старше, но уже мужчина. Дети, они, знаешь ли, растут очень быстро.
Он сказал: Когда мальчику исполняется двенадцать, он проходит через церемонию посвящения. Его раздевают до пояса и хлещут кнутом, не слишком долго и сильно, так, чтобы спина начала кровоточить. А потом связывают. Водится в тех краях одна очень зловредная муха, ее привлекает запах крови. Ну, и эти мухи слетаются на кровь и начинают жалить, очень больно. И если мальчик вскрикнет хотя бы раз, то снова получает удар кнутом. И кончается это только в том случае, если он на протяжении целого дня не издаст ни единого звука. Видел бы ты, как они лежат связанные по рукам и ногам, сплошь покрытые этими мухами-кровососами. Иногда они лежат вот так, без сознания, часов двенадцать кряду. Иногда отец мальчика начинает хлестать его по щекам, чтобы очнулся, чтобы не думал, что так просто отделался. В тех краях трудно быть настоящим мужчиной.
Да-а-а, протянул я в ответ. Я слышал, там у них даже нет падежных окончаний.
Он спросил: Кто тебе это сказал?
В книге написано, ответил я.
В книге этого нет, сказал он.
Значит, где-то слышал, сказал я.
Наверное, она тебе сказала. Но, полагаю, так и не смогла объяснить, как я это обнаружил.
И он усмехнулся. Ощерил в усмешке желто-коричневые зубы.
Она говорила, вы вроде бы прятались за палаткой.
Пытался, сказал он. Но это ни к чему не привело. Потом как-то раз ко мне подошла мать того мальчика Она снова продала его каким-то работорговцам, в племени не признавали детей нечистой крови. Но эта женщина была по природе своей страшно любопытной — именно это ее и сгубило еще тогда, в самом начале. Просто не могла находиться в стороне. И я заставил ее научить меня хотя бы нескольким словам, ну а уж дальше пошло-поехало. Другие женщины плевали в ее сторону, когда она проходила мимо, таскали ее за волосы, улучив момент. Короче, мы часто лежали с ней в траве, и я повторял за ней слова и фразы, копируя произношение, а она шлепала меня или разражалась смехом. А потом я как-то подслушал разговор двух мужчин, и тут до меня, что называется, дошло. Я хохотал как безумный. Прямо до слез. А потом она забеременела. И заставила меня уехать. Возможно, продала этого ребенка каким-нибудь китайцам. Может, оно и к лучшему, добавил он. Бедняжке не пришлось проходить церемонию посвящения. Тут он снова усмехнулся и сказал: Хотя если другие проходили через это, почему бы и моему сыну не пройти?..
Я сказал: Что ж, раз так, то, честно говоря, не понимаю, почему вас так тревожит, знаю ли я таблицу умножения? Хожу в школу или нет?
Он сказал: Находясь там, я ничем не мог им помочь. Не мог забрать эту женщину с собой. А если бы остался, они бы меня убили. Здесь же совсем другое дело. И твоя мать — совершенно безответственная женщина.
Я засмеялся.
Тут у двери послышались чьи-то шаги, и она отворилась. Вошла женщина в розовом. Я продолжал хохотать. Что происходит? спросила она. Это мой сын, сказал он.
Ничего подобного. Никакой я не сын, сказал я.
Это как понимать? спросил он.
Вы видели «Семь самураев»?
Нет.
Я видела, сказала женщина.
Это была всего лишь проверка, сказал я. Я не мог признаться своему настоящему отцу, потому что это правда.
Что-то я не понимаю, начала женщина, но он тут же перебил ее:
Знаешь, в тех краях тебя бы за это просто выпороли.
В ответ я заметил, что совершенно не обязательно покидать пределы Англии в поисках людей, которые делают глупости.
Кто ты? сердито спросил он. Как тебя зовут?
Дэвид, недолго думая выпалил я.
Не понимаю, сердито произнес он. Тебе нужны деньги? Ты затеял это, чтобы раздобыть денег?
Ну ясное дело, мне нужны деньги, ответил я. Хотя на самом деле мне было нужно нечто гораздо более важное. Иначе на что же я буду покупать мула?
Но зачем, Господи Боже ты мой...
Я не знал, что на это ответить. Да просто потому, что вы лингвист, сказал я. Просто как-то услышал эту историю о падежных окончаниях, вот и показалось, что вы поймете. Но вы, разумеется, не поняли. Ладно, мне пора.
Быть того не может, сказал он. А ну, говори правду! Откуда ты узнал о падежных окончаниях? Это она тебе сказала?.. Да, точно, так оно и есть. Кроме нее, просто некому. Где она?
Мне пора идти, сказал я.
Он сказал: Никуда ты не пойдешь.
Я спросил: А вы все еще играете в шахматы?
Так она и о шахматах тебе рассказала? спросил он.
Чего? Я сделал вид, что не понял.
Женщина сказала: Вот что, Хью...
Он спросил: Что надо сделать, чтобы получить в этом доме чашку чая?
Она сказала: Я как раз собиралась заварить. И, выходя из комнаты, покосилась на меня.
Он спросил: Что еще она тебе рассказывала о шахматах?
Я сказал: Вы имеете в виду, что позволяли ему выигрывать?
Он сказал: Разве она не рассказала?
Я ответил: Она говорила, что вы не позволяли ему выигрывать.
Он сказал: Ну конечно, не позволял выигрывать. И раздраженно топнул ногой по ковру.
А потом добавил: Он выигрывал 10 игр из десяти. Перестал твердить «что мне теперь делать?», сидел и улыбался, глядя на доску. И еще говорил: «Я умею делать то же, что и ты, только лучше тебя. А вот ты никогда не научишься делать то, что я умею». Помню, я тогда еще подумал: «Да что бы ты вообще без меня делал, жалкий придурок!»
Я сказал: Послушать вас, так то была весьма интересная игра.
В смысле? спросил он.
Я сказал: Разве это игра только оттого, что я назвал ее игрой? И добавил: Лично я относился бы к этому как к игре лишь потому, что считал ее игрой. А вот он относился ко всему этому как к игре вовсе не потому, что считал игрой, но потому, что, как я уже говорил...
И он сказал: Да
каждый из нас занимается тем, чем думает, что занимается
И он сказал: Да
и тут я напоследок ему сказал