Последний штурм
Шрифт:
Трудно поверить, что, загнанные, как крысы, в западню, они верили тому, что говорили. Но они говорили и хотели, чтобы их словам верили другие.
Вьетнамские и зарубежные журналисты, сопровождавшие Нгуен Ван Тхиеу, узнав настроение президента, хотели обратиться к нему с рядом вопросов, но он всех направлял к генералу Ле Минь Дао.
— Здесь он хозяин положения, — улыбаясь говорил Тхиеу, — и на нем главная ответственность за решающие события, которые нас ожидают.
— Могу вам сказать, господа, одно, — с ходу начал генерал, — мы будем драться так, что весь мир заговорит о нас как о героях. И
— Вы считаете, генерал, — спросил американский корреспондент, — что США недостаточно помогают вам? Так вас следует понимать?
— Вы можете понимать как вам угодно. Я говорю с военной точки зрения. Соединенные Штаты поддались давлению коммунистов и бросили Южный Вьетнам. Так, скажу вам откровенно, бизнесмены не поступают: вложить в дело миллиарды долларов — и не получить дивидендов? Это противоестественно.
Президент Тхиеу, узнав об этом заявлении, пожурил командующего укрепленным районом:
— Очень уж вы резко, генерал, отозвались о Соединенных Штатах. Можно было и помягче.
— Извините, господин президент, вам по вашей высокой должности приходится говорить вежливые фразы. А я — солдат. Пусть там, в Вашингтоне, узнают, что думаем мы, кого они бросили и кто один на один сражается теперь за ту демократию, о которой говорили все американские президенты и генералы раньше.
— Что еще надо вам для обороны, генерал? — спросил Тхиеу, проникшись уважением к Ле Минь Дао.
— У нас, господин президент, на нынешнем этапе есть все, чтобы остановить противника и нанести ему сокрушительный удар, — хвастливо заявил генерал. — Но если он будет перебрасывать сюда дополнительные силы, то и мы обратимся к вам за помощью.
— Хорошо, генерал, мы окажем вам помощь по первой просьбе, — сказал Тхиеу, подумав при этом, что, вполне возможно, этот участок фронта потребует расходования резервов, которых в его распоряжении не так много. Каждый батальон на учете. А вслух посоветовал: — Помните, генерал, что от вашей стойкости будет зависеть не только будущее Сайгона…
Тхиеу не договорил, но и так было ясно, что он имел в виду.
Но тогда, в конце марта, до трагедии, казалось, еще было далеко.
В те дни в Сайгон с миссией поддержать дух правительства Тхиеу прибыл вице-президент США Нельсон Рокфеллер. Он беседовал с южновьетнамскими лидерами, и те представили ему картину бедственного положения.
— Мы находимся в кольце, господин Рокфеллер, — говорил Тхиеу, — если Соединенные Штаты не решатся на акцию, способную коренным образом изменить соотношение сил, нам придется в самых невыгодных условиях сражаться за идеалы свободы и демократии, которые принесла нам ваша страна.
Рокфеллер, привыкший иметь дело больше с реальными ценностями, чем со словесной шелухой, которой постоянно пользуются для маскировки истинных намерений, пропустил мимо рассуждения о демократии, но понял, что Тхиеу снова приглашает Америку бросить во Вьетнам свои вооруженные силы. Но такую постановку вопроса Рокфеллер считал даже некорректной.
— Господин президент, — сказал он, — Америка сейчас следит за вашей мужественной борьбой и выделяет вам все, что необходимо для этого. Мы, в Америке, считаем, что еще
Тхиеу внимательно посмотрел на Рокфеллера, сохраняя на лице приклеенную легкую улыбку.
— Вам хорошо, наверное, известно, господин вице-президент, что даже самые сильные лекарства редко помогают больному в критическом состоянии. Но если бы лечение начать раньше, не упустить время, болезнь можно победить более доступными средствами. Я прошу вас доложить президенту Форду содержание нашего разговора, не ожидая возвращения в Вашингтон. Сейчас для нас дорог каждый день.
Рокфеллер обещал это сделать, хотя понимал, что даже Америка с ее военным потенциалом связана по рукам и ногам и вряд ли сможет сделать больше, чем она делает. Конгресс уже не считается с президентом, когда заходит речь о Вьетнаме, какие бы ни приводились доводы для усиления помощи Сайгону. Голоса даже самых влиятельных конгрессменов, высказывающихся за самые крайние меры, тонули в хоре противников любых новых военных акций во Вьетнаме.
После встречи с президентом Тхиеу Рокфеллер почувствовал, что положение в Сайгоне не поддается прогнозу: здесь в любой час может произойти самая трагическая развязка. А после того как посол Мартин, военные советники и разведчики изложили свои соображения, он еще больше укрепился в своем первоначальном мнении.
— И как же вы смотрите на перспективы нашего присутствия здесь, господа? — спросил Рокфеллер. — А ведь мы присутствуем. Присутствуем нашими советниками, нашим оружием и, наконец, нашими принципами.
Военный атташе с прямолинейностью человека, не привыкшего петлять вокруг да около, сказал своим зычным голосом:
— Если мы хотим, господин вице-президент, что-то спасти здесь, то нужно действовать силой, а не словами. Только ввод наших войск может принести перелом. Других средств я не вижу.
— Но вы, генерал, понимаете, что Америка не может этого сделать?
— Я понимаю. Но согласится ли Америка пережить второе Ватерлоо?
— Что вы имеете в виду, генерал?
— Как Наполеон после поражения в России, пытаясь спасти свой престиж битвой под Ватерлоо, окончательно погубил себя, так и мы стоим сейчас перед своим вторым Ватерлоо.
— Когда же было первое?
— Когда мы подписали Парижское соглашение. И если президент Тхиеу потерпит поражение, нас всегда будут считать прямыми соучастниками этого печального события.
— Ваш исторический экскурс, генерал, — сказал Рокфеллер после продолжительного молчания, — производит сильное впечатление, но все-таки это — эмоции. Скажите прямо: можно спасти армию генерала Тхиеу от поражения?
Генерал энергично потер высокий лоб, над которым шапкой кудрявились белокурые, с почти незаметной сединой волосы, вопросительно посмотрел на участников беседы. Но никто не пришел к нему на помощь: он — генерал, пусть и дает профессиональный ответ.
— Я уже сказал, господин вице-президент, что ввод американских войск может переломить ход событий на нынешнем этапе. Но если говорить профессиональным языком, то места для оптимизма не осталось. Битва за Южный Вьетнам проиграна. Начинается агония режима, и мы будем свидетелями, как он испустит дух.