Последний солдат президента
Шрифт:
— Давайте к делу, — заныл Потупчик, у которого через час была назначена встреча в немецком посольстве, — у меня времени в обрез…
— Сделай обрезание, — брякнула Литвинович, глядя прямо перед собой и покачиваясь.
За десять минут до начала собрания она вколола себе прямо на лестнице два кубика ханки и теперь существовала в своем переливающемся яркими красками мире. Суть разговора ее мало интересовала. Голубко хихикнул.
— Пегестань, — брезгливо сказал Богданкович.
— Стас, не обращай внимания, — Серевич развалился в кресле и вытянул ноги, едва не задев давно нечищенными ботинками светлые брючки Голубко, — щас все решим.
— Я договорился, что в конце месяца приедет Щекотихин. — Потупчик немного наклонился вперед. — Выступит на митинге, осудит режим. Насчет Рыбаковского и Пенькова подтверждения пока нет. То ли будут, то ли нет… Журналисты заряжены, дадут информашку по всем каналам. Эти, с НТВ, запросили на пять штук больше, чем обычно. Боятся. Им в прошлый раз камеру разбили, вот и перестраховываются. Я обещал обсудить и дать ответ послезавтра.
Богданкович пожевал губами.
— А на тги тысячи не согласятся?
— Не. Сказали пять.
— Хогошо. С НТВ ссогиться не надо. Ты как, Толя?
— Человек двести обеспечу, — Голубко подавил зевок, — из них десяток отморозков. Как сигнал будет, они ментов камнями забросают. Только подготовиться надо. И бухалова купить. По толпе пустим ящика три водки, глядишь, на ментов полсотни рыл бросится.
— Там стройка рядом, — Потупчик поднял палец, — кирпичи можно взять. И обрезки арматуры заранее завезти.
— Хогошая мысль, — одобрил Богданкович. — Кто займется?
— Могу я, — пожал плечами Голубко.
— Вот и отлично… Нося, ты подбогочку статей заказал?
— Давно готовы, — проворчал Серевич, — наши, польские, литовские. Из Питера три статьи пришло. Политологический анализ Жени Гильбовича и два опуса Николащенко. Плюс материал от Руслана. Я в Питер деньги уже отослал. Николащенко еще аванс выписал, у него проблемы там начались, бабки сильно нужны…
— У него вечно проблемы, — отмахнулся Потупчик.
Андрей Николащенко по кличке Степаныч был известен далеко за пределами Санкт Петербурга как ярый борец с психиатрией. С периодичностью примерно раз в две недели он выдавал на гора очередное «исследование», в котором обвинял врачей во всех смертных грехах и обзывал их «палачами в забрызганных кровью халатах» и «сталинскими выкормышами». За что регулярно приглашался в суд, где брызгал слюной, оскорблял судей и получал свои законные пятнадцать суток. Вокруг Степаныча вечно роились странноватые субъекты с мутными от сверхдоз успокоительного глазами и со справками из диспансеров, с которыми он вел нескончаемые беседы о тех зверских методах, которыми нормальных людей в дурдомах залечивают до растительного состояния.
Если смотреть со стороны, то Степаныч вроде бы занимался крайне благородным и нужным делом. Чего греха таить — в стационарах действительно существуют и нарушения режима, и излишняя жестокость к пациентам, и безразличие персонала. Но не в таких масштабах, как тщился описать Николащенко. При хронической нехватке лекарств больных просто не могли «закалывать» галоперидолом до одури, иначе препарата на всех не хватило бы и нечем было бы купировать приступы у буйных клиентов. Так что на девяносто девять процентов материал для своих «разоблачений» Степаныч высасывал из пальца.
К тому же он был платным информатором БНД.
По какой-то непонятной причине в самом начале перестройки западногерманская разведка заинтересовалась закомплексованным до предела «правозащитником» и предложила ему скромную «пайку». Николащенко с радостью согласился и вот уже почти пятнадцать лет снабжал своих хозяев слухами и сплетнями из журналистко-патриотической среды, раз в месяц получая конвертик со ста пятьюдесятью дойчмарками. В патриотической прессе его терпели и морду набили лишь однажды, когда чересчур инициативный Степаныч принял участие в пикетировании латышского консульства, развернув плакат в защиту «независимой от русских оккупантов» прибалтийской республики. Выйдя через месяц из больницы, Николащенко охладел к публичным выступлениям и всецело ушел в борьбу с медициной.
— Жалко, если Пеньков не приедет, — протянул Голубко.
— А зачем он тебе? — Литвинович на несколько секунд вырвалась из наркотического забытья. — Вы же оба пассивы…
Предводитель молодых политиков обиженно засопел.
— К делу, к делу, — Богданкович замахал руками, — пгедстояший митинг слишком важен, чтобы согвать его пговедение. Жанна, пегестань цепляться к Толе. Лучше скажи, сколько членов ассоциации будет пгисутствовать?
— Почти все, — безразлично ответила Литвинович. — Я разослала приглашения на Украину, оттуда тоже приедут.
— Хогошо, — Богданкович потер пухлые ладошки, — тепегь обсудим финансовый вопгос…
Собравшиеся заметно оживились.
Дослушав повествование усача, двое молодых террористов встали из-за стола и направились на выход.
Рокотов приготовился.
Один из юношей свернул в правый коридор, второй — в левый.
До затаившегося в густой темноте Владислава жертве предстояло пройти ровно шестьдесят пять шагов.
В террористическую группу, взявшую под свой контроль подземную ракетную базу, Опанас Тытько попал случайно. Ничем особенным у себя в националистической ячейке он не отличался, никакими талантами не блистал и, если бы не рекомендации его двоюродного брата, так до конца жизни и проваландался бы у себя во Львове, наливаясь самогонкой в компании соратников и бегая на митинги в защиту «ридной Украины» от «клятых москалей».
Слово кузена перевернуло всю его жизнь. После краткого собеседования он был принят в состав боевого отряда и спустя месяц упорных тренировок в шахтах заброшенного песчаного карьера оказался вместе с пятью соотечественниками в Беларуси.
Националистом, а затем и террористом Опанас стал от безысходности. К моменту развала СССР на шестнадцать независимых государств он только-только закончил школу, профессии никакой не имел и при бешеной безработице на Украине вряд ли смог бы устроиться хоть на какую-нибудь работу. Помыкавшись год и получив отказ со всех еще работающих львовских предприятий, Тытько страшно озлобился и в этом состоянии был подобран руководителем секции «боевого гопака» — нового вида борьбы, возникшего в самостийной республике на волне перестройки и представлявшей собой жуткую смесь кик-боксинга, самбо, карате и украинского народного танца. В качестве философской базы гопака фигурировали заветы Степана Бендеры и проживающих в западной Европе активистов УНА-УНСО. Практическая польза от нового вида борьбы была невелика, ее приемы годились лишь для примитивной уличной драки «стенка на стенку», однако привлекала молодежь своей «украинскостью». К тому же, в отличие от всех остальных воинских искусств, апологетам гопака не возбранялось обжираться салом и употреблять горилку.