Последний сон разума
Шрифт:
Татарин лежал на своем диванчике и думал о смерти. Зачем он живет еще? Что удерживает его на земле?.. Годы прожиты многочисленные. И несчастий в этих годах заключено великое множество. А ведь человеку нужно и счастья толику. А было ли оно, это счастье?..
Уткнувшись носом в матрас, Илья ответил себе, что счастье было и у него. Было и в юношестве, и на закате дней. Только обрывалось оно трагедией всегда, тогда как у других просто и незаметно растворялось бесследно, оставляя, может быть, грусть одну.
Вероятно, я тот человек, решил Илья, который за других страдает. У меня много
Эти вопросы он обдумывал долго, но никак не находил ответа ни на один из них.
Через некоторое время Илья заснул и снились ему корни деревьев, которые переплелись под черной землей, присосавшись друг к другу отростками. Сон не был страшным, но тем не менее татарин проснулся, сел на диванчике и долго-долго глубоко дышал. Потом он поднялся и поскакал на одной ноге в ванную, где включил свет, распугивая прыснувшими лучами больших коричневых тараканов, которые в мгновение ока исчезли во всяческих щелях, оставляя белый кафель в точечках своих мизерных испражнений.
В дверь зазвонили. Илья вздрогнул, неловко повернулся, здоровая нога скользнула, татарин попытался было удержать равновесие, но ослабленное тело уже раскачалось, и он с высоты своего роста упал затылком на край ванны, но не скончался, а весь скукожился в мгновение, потемнел и превратился в огромного, с ладонь величиной, черного таракана.
В дверь уже не звонили, а стучали.
— Открой, Ильясов! — услышал он голос соседа Митрохина. — Я знаю, что ты там!
Таракан зашевелил длиннющими усами и не торопясь ушел под ванну.
Барабанящий снаружи сосед совершенно вышел из себя, когда ему пришло в голову просто нажать дверную ручку, и обитая дерматином дверь запросто открылась.
Ведь это не я содрал пломбу, справедливо решил Митрохин и смело вошел в квартиру.
— Эй, Ильясов! Это сосед твой! Я знаю, что ты здесь! Елизавета тебя видела! Поговорим?..
Ответом ему была тишина, и квартирная пустота давила на уши. Лишь необычайно большой таракан наполовину вылез из-под ванны, пошевелил усами, а когда Митрохин попытался было ухлопать его подошвой ботинка, резво скрылся восвояси, разозлив соседа неудачей.
— Черт бы тебя подрал! — выругался Митрохин и подумал о своей дочери Елизавете, которая выдала на сей раз ему ложную информацию. А может, и в прошлом она не видела татарина живым, а привиделся он ей просто.
И тут Митрохин всерьез задумался о том, не попала ли его дочь под чужое тлетворное влияние и не травит ли она свой организм какой-нибудь ядреной химией, от которой ей мерещится всякое?..
Надо выбираться из квартиры, решил Митрохин, а то не дай Бог милиция нагрянет. Он толкнул дверь на лестничную площадку и тотчас почувствовал сильнейший удар в лицо. Вернее, кулак нападающего попал в самую переносицу, ломая ее сразу в двух местах и заставляя потерпевшего с трудом удерживать сознание. Слезы прыснули из глаз Митрохина на добрых два метра, но не успел он раскрыть глаз, чтобы рассмотреть нападающего, как получил удар под дых, отчего сложился пополам, рухнул и закашлял страшным голосом.
— Ну что, козел я? — издалека расслышал Митрохин голос Мыкина. — Козел, да?
Митрохин, конечно же, ожидал ответа Мыкина на свое давешнее выступление, но что отмщение произойдет столь скоро — такого предположить он не мог.
— Не убивай! — попросил Митрохин.
— Ты что там делал? — сквозь зубы поинтересовался тепловик и несильно ткнул мыском ботинка товарища в бок. — А?..
— Елизавета дура!
— Это я и сам знаю, — хихикнул Мыкин. — Каков папаша, такова и дочь!
— Выпить хочешь?
— Не виляй!
— Видать, ошиблась Елизавета, — приподнялся на локтях Митрохин. — Все-таки убили мы с тобой татарина!
— А как же тогда она его видела?
— Глюки это.
— С чего бы?
— Можно я встану?
Мыкин посторонился, и Митрохин, чуть слышно подвывая, поднялся на ноги, держа физиономию в руке.
— Ты мне нос сломал.
— Это еще не все, — успокоил тепловик. — Я тебе и шею сверну.
— Она, кажется, наркотики принимает! Я недавно у нее в сумочке таблетки нашел с птичками. Она сказала, что противозачаточные это таблетки! А зачем они ей, когда она девочка еще!.. А по телевизору сказали, что с птичками — наркотики! — Митрохин тяжело вздохнул. — Вот я и думаю, что привиделся ей татарин! Тем более, что менты бы его давно нашли. Как думаешь?
— Черт его знает! — пожал плечами тепловик. — Одно знаю — капнешь на меня в милиции несправедливость, кадык вырву!
— Да я не против тебя! — примирительно заговорил Митрохин. — Сам не знаю, что нашло на меня! Ты же друг мне. А чего между друзьями не бывает…
Митрохин протянул Мыкину руку:
— Дай руку, друг!
Тепловика от такой высокопарности закорежило, но все же он протянул товарищу ладонь.
— Я так считаю, — заявил Мыкин, — нужно с пристрастием допросить Елизавету. Если глюки виноваты в том, что она татарина видела, — это плохо!
— Чего уж хорошего, если у меня дочь наркоманка!
— Подожди! — шикнул тепловик. — А если в здравом сознании рассмотрела Ильясова, есть надежда! Живой он — и нам ничего не грозит! Если только за непреднамеренность какую-нибудь статью пожалуют.
— Мне нельзя сейчас садиться! — завертел головой Митрохин.
— А мне, значит, можно!
— Ладно-ладно, что делать нам?
— А то! Поедем сейчас в техникум к Елизавете и все выясним доподлинно!
— Девочка учится, чего ее отрывать!
— Нет, все-таки ты идиот! Хочешь в камеру?
— На девятом трамвае шесть остановок, — объяснил Митрохин. — До техникума.
Друзья добрались до места через полчаса. Там их долго не пускал вахтер, озабоченный побитыми физиономиями наших героев, но когда Мыкин пригрозил отключить тепло во всем техникуме, а в доказательство потряс неподдельным документом, страж проходной разблокировал турникет и пропустил граждан в лоно образования.
Подельщики изучали доску расписания длительное время, пока не пришли к выводу, что Елизавета сейчас обучается военному делу в спортивном зале.