Последний Совершенный Лангедока. Свиток 3
Шрифт:
– Ну, как? – спросил я, бережно отводя мокрые волосы с её лица.
– Не знаю… странно… – прошептала она. – Кажется, мне нравится…
– Конечно, тебе понравится, – сказал я, прижимая девушку к себе и чувствуя, как уходит, растворяется усталость и на смену ей приходит благословенный жар в чреслах. – А потом, когда вода остынет, я сделаю тебе массаж, чтобы после езды на лошади у тебя не болели ноги.
– Сделай, господин мой, – шепнула девушка, – сделай что хочешь. Пожалуй, я начинаю жалеть, что родилась не в стране ромеев.
Одежда, которую оставила нам Петронилла, была очень простой, но прикосновение к телу чистой ткани
– В этом балахоне я похожа на монашку, – недовольно сказала Альда, осмотрев себя. – На старую, сморщенную монашку!
– Почему на сморщенную? – удивился я.
– Ну, не знаю… Наверное, потому что я других не видела. Все они были старыми, с грязными руками и ногами, морщинистыми и злыми, как собаки.
– А я тоже похож на монаха?
– Ты? Нет… Ты не похож. У тебя лицо другое. Не бывает у монахов таких лиц. Простые монахи – это тупые деревенские парни, у которых в жизни только и радостей, что нажраться до отрыжки, напиться пива и добраться до задницы мальчишки-певчего.
– А аббаты?
– Аббаты…Они… – лицо Альды мгновенно стало злым, глаза сузились. – Не хочу о них говорить! Ты не похож на аббата, вот и всё!
– Ну и ладно, дьявол с ними, – я обнял девушку за плечи, – пойдём в комнату, наверное, скоро нас позовут на обед. Как ты думаешь, найдём мы обратную дорогу или придётся звать на помощь? Воистину, этот дом – как лабиринт Минотавра.
– Кто такой Минотавр? – немедленно заинтересовалась Альда. Пришлось объяснять.
Обедали мы втроём. Де Кастр встал во главе стола, а мы с Альдой заняли места напротив друг друга. Мне ни разу не доводилось участвовать в трапезах истинных христиан, и поэтому я опасался допустить какую-либо неловкость. Всё, однако, оказалось довольно просто. Епископ прочитал знакомую с детства молитву «Отче наш», только не по-гречески, а по-латыни, и вместо привычного хлеб наш насущный подавай нам на каждый день [2] сказал о хлебе пресуществлённом, который я понял как духовный хлеб учения, ведь Господь не даёт нам земного, съедобного хлеба, его нужно добывать в поте лица своего. Потом он жестом предложил садиться. Тут же к столу подошла женщина и подала де Кастру блюдо, накрытое белым полотенцем. Епископ откинул его, и комната наполнилась ароматом свежеиспечённого хлеба. Благословив каравай, де Кастр ловко разломил его на части и вручил нам с Альдой по куску этой своеобразной евлогии, [3] от запаха которой у нас уже текли слюнки.
2
Евангелие от Луки, 11:3.
3
Евлогия (греч. благословение) – у христиан так называли получившие благословение хлеб или елей.
[Стол был накрыт довольно странно. На свежей белой скатерти без всякого порядка была расставлена разномастная посуда, казалось, собранная из разных домов – от лачуги подёнщика до графского замка. Рядом с потрескавшейся от времени деревянной миской красовался драгоценный серебряный кувшин восточной работы, украшенный драгоценными камнями, а простые глиняные тарелки стояли рядом с редкой оловянной посудой. Так бывает, когда в доме нет хозяйки, которая заботится о том, чтобы вкушать пищу было не только удобно, но и приятно. Впрочем, для нас этот обед был настоящим пиром, ведь впервые за много дней мы сидели за столом, у каждого была своя тарелка, и ели мы не пропахшую дымом, недоваренную кашу, а свежий хлеб с румяной корочкой. В большой миске в масле плавали оливки и дольки чеснока, которые полагалось брать особой ложечкой, были тушёные овощи (я не разобрал какие), варёная и жареная рыба. Ни вина, ни пива не было, вместо них против каждого стоял кувшин с медовой водой. Не было также и ножей.
Каждый выбирал себе еду сам. Утолив первый голод, Альда хотела что-то сказать, но де Кастр улыбнулся и приложил палец к губам. Мы поняли, что в его доме вкушать было принято молча.
Я хотел было подать Альде знак, чтобы она особенно не налегала на еду, в особенности, на хлеб с оливковым маслом, потому что оно могло сыграть с её желудком скверную шутку, но девушка догадалась сама и была умеренна.
Наконец, увидев, что гости сыты, де Кастр подал знак. Тут же появились две женщины, которые убрали со стола, оставив только воду и поставив блюдо с заедками, пахнущими мятой и мёдом.
– Ну вот, трапеза окончена, теперь можно и поговорить, – сказал де Кастр, откинувшись на высокую спинку стула. – Вам понравилась спальня?
– Она чудесная! – воскликнула Альда. – В ней так уютно, что не хочется выходить! Если бы у меня была такая, я бы ни за что на свете не выходила из неё!
Де Кастр рассмеялся:
– Но ведь это совсем простая комната, в ней нет ничего особенного. Однако мне приятно, что она тебе нравится. Будем считать, что она твоя. Твоя и… – де Кастр на мгновение замялся – и твоего мужа. Живите в этом доме сколько хотите.
– Скажите, отец мой, как получилось, что вы оказались в Тулузе? Ведь вы же не собирались покидать Массилию, я верно помню?
– Верно, не собирался. Но события пошли не в том направлении, что я рассчитывал, и пришлось менять планы. Похоже, всё решится здесь, в Тулузе.
– Что решится? – насторожилась Альда.
Де Кастр помолчал.
– Я отвечу на твои вопросы, донна, но сначала мне нужно поговорить с Павлом. Ты не против?
– Конечно! Мне уйти? – Альда сделала движение, чтобы встать из-за стола, но епископ остановил её.
– Не сегодня! Этот вечер – не для серьёзных разговоров. Время пока терпит, я чувствую это, а важные дела надо начинать ранним утром, когда разум ещё не отягощён дневными заботами. Давайте просто поболтаем.
– О чём же? – с любопытством спросила Альда.
– Ну, например, о Тулузе. Вы ведь никогда не бывали в этом городе, не так ли? Ни ты, Альда, ни ты, Павел? Вот и хорошо. Тогда я расскажу вам о нём.
Де Кастр налил себе медовой воды, отпил немного и заговорил негромким, размеренным голосом.
– Много лет назад Раймунд V, отец нынешнего графа Тулузы, вёл династический спор с Арагоном, и ему потребовалось доказать древность своего рода и независимость графства. И вот тогда-то граф приказал мне перерыть старые хроники и монастырские архивы с целью составить историю Тулузы и всего графства. Работа оказалась нелёгкой и потребовала гораздо больше времени, чем я думал, так что когда я её закончил, спор уже давно был разрешён, граф забыл о своём поручении и до самой смерти не вспомнил о нём. Так что вы будете первыми, кто ознакомится с результатами моих изысканий. Не пропадать же работе? Помнится, тогда я потратил на неё много сил и времени и был весьма горд результатами.