Последний свидетель
Шрифт:
— Я уже говорила вам, что не имею ничего общего с этими людьми. Я оставила окно открытым по рассеянности. Я призналась в том сержанту Хернсу тем же вечером, ничуть не собиралась делать из этого тайну.
— И не признаете также, что и северную калитку тоже намеренно оставили открытой?
— Не признаю.
— Однако же убийцы прошли именно через нее, несмотря на то что Джейн Мартин заперла эту калитку в пять вечера. Как вы это можете объяснить?
— Должно быть, Энн открыла ее, когда пошла прогуляться. Уже после того, как мы уехали.
— Пошла прогуляться!
— Скажу, что все это ложь! Подлая наглая ложь. И я не виновата в этом преступлении! — Голос Греты звенел от праведного возмущения. Майлз Ламберт счел, что выглядит она в этот момент просто сногсшибательно: зеленые глаза гневно сверкают, на прежде бледных щеках проступил румянец.
— Вот как? Невиновны? Что ж, пусть об этом судят присяжные. А теперь хочу спросить вас о медальоне леди Энн. Почему вы сказали Томасу: «Дай сюда, это мой», когда он показал найденный им медальон?
— Да ничего подобного. Я этого не говорила.
— Так значит, и Томас, и Мэтью Барн, лгали перед судом присяжных, так, что ли?
— Конечно, лгали. Они сговорились заранее, выдумали всю эту историю. А ведь тогда, в тот день, все было по-другому. И этот мальчишка Мэтью вылетел из дома как ошпаренный, когда Питер спросил его, правда ли, что я сказала именно так.
— Стало быть, и Томас, и Джейн Мартин, лгали перед судом присяжных, утверждая, что по возвращении из Лондона на леди Энн был ее любимый медальон? Выходит так?
— Да, так. Ну, уж Томас-то во всяком случае. И я далеко не уверена, что Джейн утверждала, будто бы видела медальон. Нет, она ответила на вопрос иначе, что вроде бы видела, как на шее леди Энн блеснуло что-то золотое, вот и подумала, что это медальон. Я точно помню, она сказала именно так.
— Томасу тоже показалось, что в руках у убийцы блеснуло что-то золотое, когда этот Роузи склонился над телом леди Энн, не так ли? Именно тогда Роузи и похитил этот золотой медальон, сорвал его с шеи несчастной, оставив на ней царапину. Что и подтвердил детектив Батлер в этом самом зале на прошлой неделе, не так ли, леди Робинсон?
— Нет, не так. Она оставила его в ванной комнате в Челси, когда приезжала на выставку цветов. А потом, в субботу, мы все вместе поехали в загородный дом Робинсонов. И в ванную никто не заходил до середины следующей недели. Я стала первой. Питер после убийства остался во Флайте.
— Но зачем вам понадобилось заходить именно в эту ванную комнату? Она же на самом верхнем этаже дома, разве не так?
— Нет. Она на третьем этаже, не на четвертом. И когда мне понадобилось в туалет, в ванной внизу работала уборщица.
— Так. Это понятно. Но почему вы не воспользовались своей собственной ванной в подвале? Вам было бы до нее ближе, раз вы работали на первом этаже.
— Сама не знаю. Не могу этого объяснить. Возможно, потому, что ванная наверху куда красивее и комфортабельнее, чем в подвальном помещении. А может, просто надоело пользоваться одной и той же ванной.
— Но неужели из-за этого стоило подниматься вверх на целых три этажа, вместо того чтоб спуститься вниз на один?
— Наверное, — пожала плечами Грета.
— Да не находили вы ни в какой ванной медальон леди Энн, миссис Робинсон. Вы получили его из рук убийцы, я прав?
— Зачем он мне? Ведь это была не самая ценная и красивая из вещиц леди Энн. Из фамильных драгоценностей Сэквиллей, разве не так, мистер Спарлинг?
— Вы хотели завладеть медальоном как трофеем. Сам он, и фотография внутри являлись символом семейного счастья сэра Питера и леди Энн. И вот теперь леди Энн мертва, а вы смогли выйти замуж за сэра Питера.
— И потому я положила этот медальон в ящик стола и ждала, когда его кто-то найдет, так, что ли? — насмешливо заметила Грета. — Умнее не придумаешь.
— Нет, ничего подобного. Вы спрятали этот медальон в потайном отделении бюро. И потом, вынужден напомнить вам, леди Робинсон, что вопросы здесь задаю я, а вы должны на них отвечать. Отвечать на мои вопросы, ясно вам?
Грета отвернулась от Спарлинга, окинула взглядом присяжных и улыбнулась. Барристер снова зашелестел бумагами и после паузы задал следующий вопрос:
— Почему вы не сказали сэру Питеру о медальоне?
— Не хотела его расстраивать.
— Но ведь сэр Питер вернулся в Лондон лишь через неделю после убийства. И уверен, только обрадовался бы этому медальону. Ведь он служил знаком того, что покойная его супруга, леди Энн, очень ценила эту вещицу и все, что с ней было связано, не так ли? Что всего за два дня до смерти она надела этот медальон с его снимком, что взяла его с собой в Лондон.
— Не знаю. Лично я не стала бы придавать этому такого значения.
— Однако все же решили, что медальон важен. Иначе зачем было прятать его в потайном ящике?
— Подумала, что там будет сохраннее.
— Но не проще ли было отдать медальон сэру Питеру, когда он немного придет в себя?
— Да я просто забыла о нем. И без него голова кругом шла. Похоже, вы запамятовали, мистер Спарлинг, что меня арестовали в день похорон.
— Говорите, забыли? И при этом не поленились понадежней спрятать эту вещицу и ничего не говорить сэру Питеру из опасения огорчить его? Как-то не сходятся тут концы с концами, вам не кажется, леди Робинсон?
— Не знаю, что кому там кажется, мистер Спарлинг. Единственное, что могу сказать по этому поводу, так это то, что лето прошлого года было самым трудным периодом в моей жизни. Меня арестовали по обвинению в убийстве. Мой наниматель потерял жену. А его сын затеял на нас настоящую охоту при полной поддержке и поощрении полиции Суффолка. И лично меня нисколько не удивляет, что я просто-напросто забыла об этом медальоне.
— А вот лично у меня, леди Робинсон, складывается впечатление, что вы о нем не забыли. Вы все время помнили, что он в тайнике. Вы положили его туда специально, чтоб никто не нашел.