Последний танец Кривой белки

Цуприков Иван

Темнота покрыла своим черным одеялом все: и небо, и болото, и тайгу, кроме совсем маленькой зоны, освещаемой костром. Глядя на него, Михаил своими мыслями снова невольно вернулся в Афганистан. Да, сколько раз он был в горах, а костра развести себе не позволяли, даже размером с ладошку. Это бы им стоило жизни. Но, даже понимая это, некоторым казалось, что если нарушат один раз какой-то закон, подписанный даже кровью, то это им сойдет с рук. Так думал и дембель Нарышкин. Имени его Михаил вспомнить не мог.

Тогда

была очередь Михаила дежурить у каменных развалин. Дрожа от холода, он сидел на выступе камня и прислушивался ко всем шорохам. Сзади, с места, где располагалась его боевая группа, с кряхтением полз к нему деда Вася. Да, да, Нарышкина звали Васей. Толкнув Степнова в плечо, приказал ему подняться повыше, так сказать, прикрыть его своим телом от духов. А сам в это время, прикрыв в ладонях горевшую спичку, прикурил от нее сигарету. Некоторое время он курил, скрывая огонек в ладонях, хотя даже этот еле заметный огонь своим красно-оранжевым светом пробивался еле заметными лучиками сквозь щели в руках.

– Нет, я больше на войну не пойду, - покашливая, прошептал он Михаилу.
– Надоело мне бояться за свою жизнь. Надоело. Теперь вы, молодняк, за нас пашите здесь, - и, чиркнув спичкой о коробок, снова пряча огонь в ладонях, закурил новую сигарету.
– Чего вылупился?

– Я на вас не смотрю, - прошептал Михаил.

– Правильно, охраняй меня, а то если что, я тебя и оттуда достану. Хе-хе, - усмехнулся дембель.

Михаил отвернулся от деда Васи и продолжил наблюдение. Афганское небо было звездным, не как у них в Западной Сибири, где просматриваются несколько десятков звезд, да одно-два созвездия.

Обратил внимание, что на одной из высоток кто-то стал мерцать огнем от фонаря. Азбуки Морзе Степнов не знал, а это, скорее всего, душманы этим языком пользовались между собой для передачи информации.

– Что там, салага?
– спросил у него деда Вася.

– Тишина, товарищ младший сержант, - доложил Нарышкину Степнов.

– Сотри, паря, - что-то стукнуло Михаила сзади. Это, скорее всего, деда пульнул в него камнем.

Михаил прижал голову и только после этого он расслышал эхо, раскатившееся по высоткам гор от выстрела.

– Стреляют, - доложил он младшему сержанту.

Но тот в ответ ему и слова не сказал, видно задумался о чем-то своем, подумал Михаил и остался на развале.

Когда было нечего делать, чтобы не уснуть, он начинал считать время. Приблизительно разделив счет на продолжительность удара секундной стрелки, начинал про себя произносить цифры и, доходя до шестидесяти, зажимал очередной палец на ладони, указывающий прошедшую минуту. При этом, он весь превращался в слух, боясь пропустить хоть один шорох, понимая, чем это может для него закончиться.

Зажав девять раз ладонь, что было равно сорока пяти минутам, он расслышал, как сзади кто-то к нему приближается. Это - Серега, такой же чайник, как и он, Михаил, три месяца назад начавший нести службу в Афганистане.

– Михаил, что заснул?

Услышав его слова, Степнов удивился и окрикнул товарища:

– Не буди его, это - младший сержант деда Вася.

– Ой!
– неожиданно воскликнул сменщик, - да, он весь в крови.

– Ты чего!
– удивился Михаил и, прощупывая ногой каждый камень, стал спускаться к Сереге.

Деда Вася так и остался сидеть на камне, замерев, как каменный истукан, пригвожденный затылком от пули, которая вошла к нему в лоб...

Подложив новых веток в костер, Михаил стал осматриваться по сторонам. Начало казаться, что тени от деревьев ожили, и стали то удаляться от него, то приближаться к нему. О чем это говорило? Скорее всего, об усталости. С этим чувством он хорошо был знаком еще с прохождения курса молодого бойца.

Лопнувшая ветка в лесу его сразу же привела в чувство. Встав на ноги и замерев, стал внимательнее прислушиваться. Да, да, теперь он прекрасно слышал, как кто-то медленно двигается к ним. Он слышал каждый его шаг с разницей в тридцать-сорок секунд. Шаг, и теперь этот неизвестный уперся в ветку, ее хруст он слышит хорошо.

– Витя!
– позвал он Муравьева.

– Слышу, - сказал тот, - это - соболь или куница. Расслабься.

Виктор встал, разомкнул стволы и, вставив в них новые патроны, приготовился к выстрелу.

А дрожь в коленях у Михаила не проходила. Нет, это, скорее всего, не соболь, а медведь или волк, считал он. Он прекрасно слышал, как чья-то нога сминает беломошник. Вот, еще один шаг. Зверь замер. Нет, здесь тигров и львов нет, именно они так крадутся к своей жертве. Медведь? Нет, он косолап, он так не может двигаться. Наверное. Хотелось бы в это верить. А, вот, волк, это - да. А если их здесь целая стая?

Михаил опустил вниз стволы и спустил предохранитель. Его щелчок был сухим и громким, как выстрел пистона. Виктор куда-то целился. Вверх, но там черно, и Михаил ничего не видит, только темноту.

– Пошла вон!
– резко и громко вскрикнул Муравьев и вверху что-то тяжелое сорвалось с ветки, потом - с другой, и стало удаляться от них.
– Рысь!
– выпалил Виктор.
– Ты, представляешь, это была рысь.

– Рыс, - прошептал Михаил.
– А низу.

– О-о, - Мишенька, это или то, за кем она охотилась, - шепчет Виктор, - или такое же животное, напуганное, как и эта рысь. Тихо!

И снова Михаил расслышал внизу чей-то шаг, почти рядом с ними. Он направил в это место стволы своего ружья.

– Не нужно, - прошептал Виктор и бросил в оранжевую крупу, ярко мерцающую в ночной пастиле, ветку. Она зашипела в углях, задымилась.

Но это Михаил отметил только боковым зрением, смотря в то место, где замер Он. И когда Виктор бросил еще веток в костер, Степнов с испугу вскрикнул.

– Тихо, тихо, этого нам еще только не хватало, а ну пошел отсюда!
– и что-то метнулось, перепрыгивая через рюкзаки, скрылось в темноте.
– Не ожидал даже, ты прав был, Мишенька.