Последний в черном списке
Шрифт:
— По их вине погибло свыше двухсот человек, — упрямо напомнил Елизаров.
— Я знаю. И сочувствую тебе, Влад, что среди этих двухсот человек оказался твой сын, но… Их уволили, и это все.
— Ясно, — вновь повторил Владислав. — Как их фамилии, Игорек?
— Зачем тебе?
— Я просто хочу знать, — лицо Елизарова скрылось за густым облаком дыма, но Андреев успел заметить, как у него яростно раздулись ноздри. — Ты можешь предоставить мне хоть какую-то информацию или решил полностью отмежеваться от ситуации?
Его упрек достиг цели, и Андреев почувствовал себя неуютно. Конечно, как любой здравомыслящий
— Так ты знаешь их фамилии?
— Лерайский и Кулемин. Только я прошу тебя, Влад…
— Успокойся, — Елизаров погасил сигарету в пепельнице. — Я взрослый человек, Игорь, и отдаю отчет в собственных действиях. И мой разум не помутился.
В отношении последнего у Андреева имелись серьезные сомнения. Глаза Владислава говорили об обратном. И его поведение тоже. В частности, например, в том, как он курил. Слишком часто. Андреев заметил, что предыдущий окурок еще не успел толком погаснуть в пепельнице, а Елизаров уже вновь достал пачку и выудил из нее новую сигарету.
— Если вдруг станет известно что-нибудь еще, Игорек, например о военном самолете или о том, кто отдал распоряжение вашему ведомству закрыть дело, позвони мне. А пока спасибо и на этом.
Щелкнув зажигалкой и глубоко затянувшись, Елизаров поднялся из-за столика, шумно сдвинув стул. У столика появилась девушка-официантка. В руках у нее был счет. Владислав, не глядя, сунул ей в руки деньги.
— Передавай привет своим, — улыбки на лице Елизарова не было.
— Да… Спасибо. Ты тоже, — ответил Андреев. — Как там Марина, Влад?
Елизаров только покачал головой.
— А Валя?
— Более или менее.
Сказав это, он развернулся и направился к выходу. Андреев заметил, что и походка у его друга тоже изменилась. Как это ни странно, но она стала жестче, увереннее. Елизаров буквально чеканил каждый шаг. И куда подевалась его привычная рассеянность и некоторая неуклюжесть?
Оказавшись на улице, Владислав взял такси. Никакого четкого плана у него еще не было, но он чувствовал, что некое решение зреет внутри его. Крутится вокруг какого-то обрывочного воспоминания.
— Волгоградский проспект, пожалуйста, — бросил он таксисту с заднего сиденья, и машина тут же тронулась с места.
Елизаров планировал заехать в университет всего на несколько минут. Причем желательно так, чтобы его никто не видел. Разговаривать сейчас ни с кем не хотелось. Надо только взять кое-какие вещи и тут же вернуться домой. На том же такси. Три дня отгулов в запасе еще было. А дальше… Так далеко Елизаров даже и не загадывал.
Егор не звонил. Не звонил уже второй день после той ссоры у подъезда. Но, честно говоря, Валентина и сама не могла понять, хорошо это или плохо. Ощущение какой-то пустоты, разумеется, присутствовало, но чем больше девушка думала о своем молодом человеке в последнее время, тем больше понимала, что они с ним не пара. Егор повел себя безобразно. И в принципе, для него это было типичным. Он весь был в этом. Эгоист до мозга костей. Валентина отлично понимала это, но наивно полагала, что, может быть, со временем он изменится…
После смерти брата Валентина редко покидала свою комнату. Чаще всего только для того, чтобы немного прогуляться, а затем вновь возвращалась обратно. Без Сережки в квартире было пусто. И никто ни с кем не общался. Мама «сидела» на успокаивающих, а когда их действие проходило, начинала плакать. Отец появлялся редко, и Валентина даже и предположить не могла, где он пропадает и чем занимается. За мамой ухаживала переехавшая к ним вчера после похорон тетка, мамина родная сестра. Хотя какие там похороны!.. Тела Сережи не было, и в гроб пришлось положить лишь щепотку земли, взятую с места трагедии. Там, где упали осколки авиалайнера.
Валентина села к столу и раскрыла альбом с фотографиями. Первым снимком, на который она наткнулась, был тот, где вся их семья находилась на отдыхе в Крыму. На фоне бескрайнего Черного моря все четверо стояли по щиколотку в воде, а лучи заходящего солнца играли на их загорелых плечах. Сама Валентина в оранжевом бикини и с мокрыми волосами стояла слева рядом с мамой, слегка обнимая ее за талию. Сережка был в середине. Состроив озорное выражение лица, он выставил перед собой оттопыренный большой палец правой руки. Что он хотел этим показать и какие мысли в этот момент роились у него в голове — оставалось загадкой. И отец. Отец улыбался, а его рука лежала у Сережки на плече. Отец выглядел очень счастливым. Да он, собственно говоря, таковым и был, когда все они проводили время вместе, а не по отдельности.
Валентина перевернула снимок и прочла надпись на его противоположной стороне: «Отдыхаем, как душой, так и телом». Это написал отец, и в свое время по этому поводу было множество шуток в его адрес. Особенно со стороны мамы. Валентина вставила фотографию обратно в уголки и перевернула страницу альбома.
— Валя, — дверь в ее комнату бесшумно отворилась, и на пороге возникла тетя Нина в темном длинном халате.
Валентина поспешно закрыла альбом и обернулась:
— Да?
— Ты не сходишь в аптеку? Марине нужны лекарства, а до Владислава я так и не дозвонилась. Ты не знаешь, где пропадает твой отец?
— Нет, я его сегодня с утра еще не видела, — Валентина раскрыла верхний ящик стола и убрала в него альбом. Затем встала. — Но в аптеку я схожу, тетя Нина. Что нужно купить?
— Вот, — тетка протянула ей лист бумаги, на котором крупными буквами было написано длинное и непонятное название препарата.
Находясь в своей комнате, девушка слышала, как час назад приезжал врач и осматривал маму. Логичным было предположить, что после этого осмотра понадобятся новые медикаменты.
Надев плащ, но не застегивая его, Валентина вышла из квартиры. Спустилась по лестнице и вышла из подъезда. Аптека была в конце квартала, но, прежде чем направиться туда, Валентина по пути завернула в продуктовый магазин и купила маме еще и фруктов. Только сейчас ей пришло в голову, что в последнее время все трое — и она, и мама, и отец — очень мало уделяют друг другу внимания. И такое положение вещей надо в корне менять. Общее горе должно не разводить близких, а, наоборот, сплачивать. С папой тоже надо поговорить на эту тему, как только он появится.