Последний в черном списке
Шрифт:
— А с кем на кафедре он был дружен?
— Вообще говоря, он со всеми поддерживал хорошие отношения. Но, насколько мне известно, он не имел друзей на работе… А пойдемте посмотрим, кто сейчас на месте.
Следователь вслед за женщиной вышел в коридор и подошел к доске объявлений, где под стеклом был прикреплен огромный лист ватмана, сплошь пестрящий ровными клеточками, в которые были вписаны фамилии преподавателей, номера аудиторий и номера групп студентов.
— Подождите-подождите. Кто лучше? Я даже не знаю. По-моему, он ни с кем с кафедры не дружил, — говорила Элеонора Михайловна, водя кончиком карандаша с ластиком на конце по стеклу напротив фамилий преподавателей. — Вы знаете, сейчас вообще не так, как в наше время. Мы тут
— Да, так сейчас везде, наверное, — поддержал разговор Перегудов.
— Не говорите. Одно строим, другое ломаем. Построили капитализм, так теперь никого работать не заставишь. Остались только фанаты или неудачники.
— А Елизаров к какой категории относится?
— Елизаров? — переспросила Элеонора Михайловна, оторвав взгляд от расписания. Она посмотрела поверх очков на Перегудова и, подумав с минуту, ответила: — Вы знаете, ни к той, ни к другой. Он, наверное, входит в особую категорию. Я вам вот что скажу, молодой человек, — женщина доверительно, как будто была знакома с Перегудовым как минимум десять лет, взяла его за руку и отвела в сторонку. — Елизаров, как мне всегда казалось, трудно ладит с людьми. Гуманитарные дисциплины требуют умения общаться со студентами. Нужно найти подход к ученику. У Елизарова это, я вам по секрету скажу, не самое сильное место. Ну да ладно. Я вам ничего не говорила. Идите сейчас этажом выше. Там триста пятнадцатая аудитория. Девочка его замещает молоденькая. Юлечка звать… Игоревна. Вот с ней поговорите. Да, и не ждите окончания занятий. Пара только началась.
Перегудов поблагодарил Элеонору Михайловну и быстрым шагом направился к лестнице на третий этаж. Комната под номером триста пятнадцать находилась прямо напротив лестничного пролета. Перегудов подошел к аудитории и остановился в дверях.
Занятия вела молоденькая энергичная девушка лет двадцати пяти — двадцати семи максимум. Она не сразу заметила сыщика. Перегудов какое-то время слушал английскую речь.
Наконец преподаватель, заметив Перегудова, прервала занятие и подошла к следователю. В аудитории тут же загудели голоса студентов.
— Вы меня ждете? — спросила Юля.
— Да, Юлия Игоревна, мне необходимо с вами переговорить, — сказал Перегудов. — Элеонора Михайловна меня к вам направила.
— Сейчас. Подождите…
Девушка вошла обратно в аудиторию, бросила несколько слов по-английски, смысла которых Перегудов не смог разобрать, но в аудитории в этот же момент наступила гробовая тишина, и студенты молча уткнулись в учебники. Девушка вернулась к сыщику.
— Ловко у вас получается, — заметил следователь.
— Всегда считала, что лучший способ научить человека чему-то, так это вызвать у него к предмету обучения искренний интерес, — сказала Юлия. — В наше время так много продвинутых методик, что грех жаловаться на студентов…
Следователь жестом предложил Юлии подойти к окну. Собеседники примостились на широком подоконнике. Перегудов представился.
— Меня интересует один преподаватель с вашей кафедры. Вячеслав Всеволодович…
— Елизаров? Ах, вот в чем дело! У него такое несчастье…
— Да, действительно, это трудно себе даже представить, — согласился Перегудов и тут же спросил: — Юлия Игоревна, а вы могли бы охарактеризовать мне этого человека?
— Попытаюсь. Хотя мне, признаться, будет сложно это сделать. Вот про кого бы другого спросили — без проблем.
— Почему? — удивился сыщик.
— Вы знаете, в прошлом году у меня были студенты — психологи. Знаете, есть такая методика обучения — по системе Доффмана? Это когда учит не преподаватель ученика, а ученик преподавателя. Я попросила студентов принести какой-нибудь тест. Они принесли тест личности, мы перевели его на английский и стали на семинарах заниматься не английским, а психологией. Только на английском языке. Получилось, что вроде они меня учат. Все были в восторге. И мы даже стали приглашать других преподавателей и тестировать их. Так вот, меня просто поразили результаты теста Владислава Всеволодовича. В группу, в которую по результатам попал Елизаров, больше никто из тестируемых не вошел. У него были очень противоречивые результаты. Боюсь, что я точно не вспомню всех названий. Хотя, если вам это нужно, я могу поднять результаты тех тестов. Они у меня сохранились.
— Было бы очень неплохо.
— Подождите минутку, я поищу.
Девушка снова вернулась в аудиторию. Сказав несколько слов студентам, она подошла к одному из шкафчиков, расположенных вдоль стен комнаты, и распахнула створку. Покопавшись в ящиках, она наконец вытащила оттуда толстую растрепанную папку, встала и поднесла ее Перегудову.
— Так, давайте найдем Елизарова… Где же он? А… Вот, смотрите. Его тип личности одновременно относится к двум категориям. Преобладают маниакальная акцентуация и шизоидная. Это две противоположные группы. Если коротко, то в первом случае человек склонен идти напролом во всем. Он не замечает препятствий, делает все, чтобы достичь своей цели. И одновременно шизоидный тип личности — это человек, который склонен все переживать внутри себя и больше рассуждать, чем делать что-либо. То есть он, что называется, «вещь в себе». Такому человеку трудно преодолеть себя и начать что-то делать, чтобы изменить ситуацию. А вот это опросник Лири, — продолжила Юлия Игоревна. — Он выявляет тип отношений с окружающими. Очень странно, но максимальное количество баллов здесь у Елизарова стоит напротив авторитарной формы общения, хотя я никогда бы не сказала, что он авторитарный человек. Он скорее тихоня, что ли. И далее чуть меньшее количество баллов стоит напротив эгоистичной формы.
— Вы не будете возражать, если я возьму эти бумаги? — попросил Перегудов.
— Если вам нужно, берите, конечно, — не стала возражать девушка. — А что касается лично Вячеслава Всеволодовича, мне больше нечего добавить. Я очень мало с ним знакома. Он вообще, насколько я понимаю, вел довольно замкнутый образ жизни. Семья, дом…
— Ну, хорошо. Если вы вдруг вспомните что-то, позвоните мне, пожалуйста. Вот моя визитка.
Перегудов протянул девушке визитную карточку. В это время в аудитории послышались голоса студентов.
— Извините, мне надо идти, — сказала Юлия Игоревна. — Я позвоню, если что-то вспомню.
Перрон Ленинградского вокзала был сплошь забит пассажирами только что прибывшего на первый путь поезда Петербург — Москва. Андрей, перекинув через плечо ремень стильной сумки с броской надписью «Италия» и подхватив отцовский кожаный на колесиках чемодан, тщетно пытался прорваться через толпу командированных, спешащих оказаться первыми у турникета метро, но вскоре решил, что ему-то спешить решительно некуда. Ритм шикарного курортного итальянского города на острове Сицилия, где его отец отдыхал со своей молоденькой любовницей, еще пульсировал в каждой клетке. Даже ночной переезд из Питера, куда приземлился чартерный рейс из Италии, в Москву не мог вывести Андрея из состояния эйфории.
Для мужской половины семейства Савельевых это было своего рода традицией — отдых в бархатный сезон в какой-нибудь живописной бухте на берегу Средиземноморья. Благо дипломатические связи отца позволяли организовать подобное мероприятие на высшем уровне.
Андрей на минуту остановился, застегнул не по московской погоде надетый им еще при вылете с Сицилии кипенно-белый, из плотного льна пиджак, сшитый итальянскими модельерами по лекалам Версаче, и размеренным шагом направился к станции метро.