Последний в черном списке
Шрифт:
— Заводи, — жестко сказал Перегудов. — Поедем к Елизарову. Дело в любом случае нужно закончить.
Водитель повернул в замке зажигания ключ. Мотор «Волги» послушно затарахтел. Открыв окно, Перегудов выбросил в него измятую сигарету и поднял стекло.
Такси остановилось у дома, и Елизаров вышел. Немного постоял под разгулявшимся дождем, нисколько не обращая внимания на то, что из одежды на нем только легкая рубашка. Холодные капли заползали под воротник и ручьем стекали вниз по спине. Владислав закурил, прикрывая сигарету ладонью. Несколько раз глубоко затянулся и выпустил
Рубашка промокла насквозь, когда Елизаров бросил окурок в лужу и направился к подъезду. Дверь в квартиру открыл собственным ключом, но Марина встретила его в прихожей.
— Влад! Боже мой! Где ты был? И почему ты раздетый? Ты же весь промок, — она быстро ощупала его. — Ты простудишься, Влад. Пойдем, я налью тебе чаю. Горячего.
— Я не хочу.
Он нежно обнял жену. Впервые с того момента, как они узнали о гибели Сергея. Впервые так ласково и так искренне. Ему было приятно, что она побеспокоилась о его здоровье. И запах от ее волос исходил очень приятный.
— Так где ты был? — Марина вскинула подбородок. — Тебе звонили, Влад. Неоднократно. Последний раз минут пять назад. Из прокуратуры.
— Кто? — безучастно поинтересовался он.
— Следователь, который приходил к нам в прошлый раз и разговаривал с Валей. Этот… Перегудов.
— Ясно. Чего он хотел?
— Тебя спрашивал. И он вроде… Вроде как собирался подъехать. Что происходит, Влад? Объясни мне. Ты что-то сделал? Что-то плохое? Да, Влад?
В прихожей было сумрачно, но Елизаров скорее чувствовал, чем видел, какое беспокойство плещется у Марины в глазах. Он улыбнулся. Натянуто и неестественно.
— Нет. Ничего плохого я не делал. Валя у себя?
Марина Сергеевна кивнула.
— Спит?
— По-моему, еще нет.
Елизаров еще раз обнял жену, поцеловал ее в щеку и, скинув ботинки, прошел по коридору. Постучался в комнату дочери.
— Да, — откликнулась Валентина.
Елизаров вошел. Дочь сидела перед включенным компьютером, играя в ту самую игру, которую позаимствовала у него. «Мститель». Владислав почувствовал легкий приступ тошноты, но уже в следующую секунду совладал с собой.
— Привет.
— Здравствуй, папа.
Валентина повернулась к нему на крутящемся кресле. Он подошел вплотную к ней и опустился возле нее на корточки. Взял руки дочери в свои. На этот раз она не воспротивилась. Смотрела на отца с явным недоумением.
— Сегодня днем ты задавала мне вопрос, — кадык Елизарова нервно дернулся. Очень хотелось отвести взгляд, но он мужественно продолжал смотреть Валентине в глаза. — И я ответил тебе на него несколько абстрактно, милая. Просто в тот момент я еще не был готов дать тебе исчерпывающий ответ. Теперь готов…
— Что случилось, папа?
— Да, Валя… Всех этих ребят убил я, — Елизаров почувствовал, как у Валентины при этих словах напряглась кисть. Но она все еще лежала в его руке. — Я выступал в роли правосудия.
Глаза Валентины округлились.
— Ты с ума сошел, папа… Тебя… Тебя ведь теперь посадят, да?
— Нет, — Елизаров покачал головой. — Не посадят. Как бы они этого ни хотели, у них ничего не получится. Но я хочу, чтобы ты знала и не осуждала меня. Я сделал это ради тебя… Нет, не так. Я сделал это, потому что люблю тебя. Тебя и Сережу… Несмотря на то, что его нет больше.
По щекам Елизарова покатились крупные слезы. Слезы, которых не было никогда раньше.
— Ждите меня здесь. Оба. — Перегудов хлопнул дверцей и решительно зашагал к подъезду.
За спиной у него прозвучал еще один хлопок, и следователь обернулся.
— Виктор Алексеевич, подождите, — Сабуров споткнулся, но удержал равновесие. — Объясните мне, ради бога, что вы задумали. Чего вы хотите от Елизарова?
— Я ведь, кажется, сказал, Володя, — Перегудов невесело улыбнулся. — Я хочу завершить дело.
— Но как? — недоумевал стажер.
— Елизаров уже сделал все, что хотел. Будем так говорить — выполнил свой долг чести. Во всяком случае, так, как он его понимал. Вопрос собственного будущего волнует его гораздо меньше. И я намерен выбить из него чистосердечное признание. Морально выбить, Володя.
— И он признается?
— Я постараюсь приложить к этому максимум усилий.
Перегудов мог бы добавить к этому и то, что по сути своей Елизаров — вовсе не убийца, а человек, загнанный обстоятельствами в угол. Трагическими обстоятельствами. Почти такими же, какие были в свое время и у следователя. Он не оправдывал Елизарова, но в какой-то степени понимал его. Однако говорить всего этого стажеру Перегудов не стал. Зачем? Возможно, Сабурова еще ждет блистательная карьера на ниве юриспруденции, а если он начнет сейчас засорять себе голову подобными тонкостями с эмоциональным окрасом, то ничего хорошего в профессиональном плане из этого не выйдет. Перегудов считал, что он не вправе вмешиваться в судьбу парня.
Оставив Сабурова у машины, сыщик зашел в подъезд. Поднялся по лестнице и позвонил в дверь квартиры Елизаровых. Долгое время дверь никто не открывал, затем послышались приближающиеся шаги, и женский голос осторожно поинтересовался:
— Кто там?
— Перегудов. Прокуратура. Откройте, пожалуйста, Марина Сергеевна.
Елизаров закрыл дверь ванной комнаты на щеколду и прошел к раковине. Единственным напоминанием о содеянном оставался нож, которым он вырезал жертвам на груди символы в виде буквы Z. Что означает эта буква, он и сам толком не знал. Видел такое в каком-то давно позабытом фильме. Ну а сам символ нужен был исключительно для того… А в самом деле, для чего? Для того, чтобы потешить свое «эго»? Для того, чтобы заклеймить тех, кому он вынес приговор и лично привел его в исполнение? Или на подсознательном уровне Елизаров хотел, чтобы истинное правосудие знало, что у него есть тень?