Шрифт:
Annotation
Вардог — это густая серая шерсть, острые когти, свирепые клыки. Но даже они не спасают от мощи колдунов. Стены замка пали, и вот-вот захватчики ворвутся в осажденный город. И тогда повелительница стаи, наставница Ахирра приходит в лазарет за ним. За последним Вардогом.
Когда отступать некуда, доспехи разбиты, а враг рядом — нечего терять.
Последний бой. Последний Вардог. Легендарная битва до последней капли крови.
Майкл Р. Флетчер
Майкл
Последний Вардог
by Michael R. Fletcher — "The Last Wardog"
Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям.
* * *
Я лежу на койке и слушаю, как медик Рикара шепчет медсестре Серане, что я не переживу эту ночь. Уши и нос. Люди забывают, что именно в этом и заключается работа надзирателей. Тысячу раз скажи им, что слышишь крики умирающих за стеной. Скажи им, что ты знаешь по их пуку, что они ели в последний раз, и они никогда не поймут этого. И не поверят.
Не продержится и ночи.
Я слышу, как моя кровь шлепает по холодному камню. Рикара зашила меня, как смогла, но я сильно ранен. Я не знаю, как называются эти хлюпающие кусочки внутри меня, но я чувствую их запах. Воняет. Не тот запах, который хочется ощущать от собственного тела. Раньше было еще больнее, но она дала мне кое-что от боли. Я чувствую себя вне себя; боль все еще там, но мне уже все равно.
В одной комнате со мной лежат еще четверо вардогов; от них пахнет еще хуже. Двое мертвы, языки свисают с длинных челюстей, зубы оскалены в последнем, вызывающем рычании. Двое других лишены конечностей — жертвы обсидианового голема.
Лучше умереть, чем быть бесполезным существом.
Сестра Серана находит повод пройти мимо моей койки и останавливается, чтобы почесать мне за ухом. Когда она находит это место, мои глаза закрываются, а по позвоночнику пробегает дрожь и подергивается правая нога. Она идет дальше, и запах слез задерживается на ее щеках.
Не продержится и ночи.
Рожден, чтобы вынюхивать вражеских колдунов. Зубы и когти, рожденные, чтобы убивать их.
— Бородавочники не умирают старыми, — шепчу я медсестре Серане, но ее маленькие человеческие ушки меня не слышат.
Я корчусь в поисках более удобного положения, но все они вызывают острую боль. Чем бы этот колдун меня ни ударил, он раздробил большую часть моих внутренностей, а остальные сварил.
Не знаю, почему Рикара решила меня зашить. В лучшем случае, она замедлила неизбежное.
Я лежу в своей кроватке и слушаю...
Я чувствую, как моя кровь капля за каплей покидает мое тело, а потом остывает на камне...
Не продержится и ночи.
Я поднимаю руку, чтобы убедиться, что еще могу ей шевелить. Мои когти остры и покрыты бурой коркой — это брызги крови — некоторые из них мои собственные, некоторые принадлежат последнему колдуну, которого я выпотрошил.
Я подумываю использовать когти, чтобы снова открыть рану, ускорить процесс умирания.
Я готов. А вот, те кто рядом — нет.
Мои конечности все еще работают. Я еще могу служить, и поэтому я лежу здесь, слушая как вытекает моя кровь.
Я жалобно вздыхаю, надеясь, что повелительница стаи найдет мне применение. Я хочу подняться, отправиться на ее поиски, но она велела мне явиться к Рикаре и подчиняться ее приказам.
А Рикара приказал мне лечь и отдохнуть.
И вот я лежу здесь, отдыхаю. Кровотечение. Капля за каплей.
Медленно умираю.
Где-то за пределами этого вонючего помещения, пропахшего кровью и гнилью, раздался грохот разбитого камня и вой вардогов, слившийся в однообразную траурную песнь. Наставница пала. Ее вардоги оплакивают свою потерю, сражаясь, воют, убивая и умирая.
Я лежу на койке, истекая кровью, и слушаю, как стихает их вой.
Когда последний голос затихает, я завываю, чтобы поделиться своей болью с теми, кто слушает. Два живых вардога, с которыми я делю эту комнату, поют вместе со мной, один из них умирает, и его последняя нота преследует воздух после его смерти.
Медик Рикара стоит рядом со мной. Страх липнет к ней, как кислый пот.
— Что... что случилось?
— Умерла командующая фронтом, — отвечаю я.
Даже в этой больничной палате, окруженной вонью мертвецов и криками умирающих, до меня доносятся запахи и звуки войны. Битва продолжается. Солдаты сражаются, убивают и умирают. Скрежещущий стеклянный крик другого обсидианового голема эхом разносится по разрушенным улицам. Он находится внутри города.
— Они прорвали стену, — говорю я.
Ни один голос вардога не доносится до меня, и это больнее, чем разорванные внутренности.
Захватчики находятся в моем городе и нападают на мой народ.
С болезненным хныканьем я перехожу в сидячее положение, и с другой стороны от меня появляется медсестра Серана.
— Вы порвете швы, — предупреждает она.
Она права. Я истекаю кровью быстрее, кровь впитывается в мой полуночный мех.
Не продержится и ночи.
— Что нам делать? — спрашивает Рикара. — Мы не можем перемещать пациентов.
Даже маленький вардог весит вдвое больше самого крупного солдата, а Серана и Рикара не отличаются крупными размерами.
— Возможно больше не будет раненых, — говорит Серана.
Она кажется спокойной и рассудительной, но она ошибается. Стена пала. Враг в городе. Мы проиграли. Если Серане и Рикаре повезет, они не переживут и этой ночи. А если и продержатся, значит, колдуны приберегли их для чего-то особенного. Я уже видел такое: пленные гардемарины, спасенные от смерти с помощью колдовства, их кишки, растянутые по всему лесу. Кожа, мышцы, сухожилия натянуты, как кружевные шатры, и свисают с ветвей. Два глаза, прижатые к дереву, чтобы они могли видеть, что с ними сделали.