Последний варяг
Шрифт:
— Бегите! Бегите! — закричала мать Авося. А потом она увидела, сколько сейчас сюда торопилось древлян во главе с гигантом в чёрной шкуре, с подлым и страшным стреломётом в руках. И тогда жена вождя приняла решение.
— Беги! — обратилась она к Ждане. — Уноси её.
— Нет, хозяйка…
— Беги, спасай мою дочь!
Ждана медлила ещё мгновение, и жена вождя склонилась к дочери и нежно поцеловала её в висок. Ребёнок смотрел на маму, не понимая, что происходит, и вот-вот готов был расплакаться.
— Моя радость, моя кровинушка, — горячо прошептала женщина. А потом она улыбнулась дочери; мгновение растянулось, и в него уместилась вся любовь и вся нежность, что жила в её сердце. — Я тебя очень люблю. И буду любить всегда.
А потом она оторвалась от дочери. И стоило это неимоверных сил. Но жена вождя, глядя прямо на Ждану, с непривычной жёсткостью, но в то же время негромко, чтобы не напугать ребёнка, произнесла:
— Спаси мою дочь!
И Ждана, прижав к себе малышку, побежала по тропинке. А мать Авося кротко вздохнула, бросив на неё прощальный взгляд, и положила стрелу на тетиву лука.
Комяга это видел. И видел, как женщина вдруг исчезла, слилась с листвой. Его это удивило. Но старуха, довольно неуклюже, всё же уносила ноги по тропинке. Комяга хотел было перехватить беглянку — дочь их князя, Белогуб будет доволен. Он даже успел сделать несколько шагов. А потом остановился. Комяга, пока ещё здесь единственный, увидел опасность гораздо более серьёзную и реальную, чем все страхи из-за другой стороны реки. Увиденное заставило его немедленно застыть на месте. Затаился.
А жена вождя в этот момент приняла свой последний бой. Она прижалась спиной к стволу высокой сосны — не только древляне умели маскироваться в лесу. И как только в поле обстрела — она определила это на слух — появился первый воин, женщина вышла из-за дерева. С гулким звуком распрямилась освобожденная тетива. Мелькнуло в листве оперение стрелы, древлянский воин вскрикнул, схватившись за грудь. С неимоверной скоростью из колчана была извлечена следующая стрела. Выстрел — и женщина снова скрылась. Древляне остановились.
— Вон она, — произнёс Мал, указывая на мелькнувшую в листве тень. — Убейте её!
И древляне разделились: большая часть устремилась в указанном гигантом направлении, остальные двинулись за князем по тропинке.
Но «это» оказалась не она. «Этим» оказалась брошенная ею сухая ветка. А жена вождя поднялась из-за листвы с луком наготове, и снова воины-древляне испытали на себе ярость лесной охотницы. Она разила их точно и беспощадно, с почти невозможной скоростью извлекая из колчана очередную стрелу. Она понимала, что не справится с ними со всеми, но должна была отвлечь их от дочери, отвлечь любой ценой и убить их как можно больше. Она и сама уже была ранена древлянской стрелой, но продолжала битву, даже умудрившись задержать на тропинке князя Мала с его людьми. А потом стрелы кончились. Жену вождя окружали со всех сторон. Враги осмелели, убедившись, что она больше не в состоянии стрелять. Она лишь выхватила короткий охотничий нож, выставив его перед собой.
Древлянский воин ухмыльнулся. Он был крупным, почти такой же большой, как князь Мал. Наверное, он был даже восхищён её мужеством. Но она только что убила стрелой его младшего брата. Тот был не ахти каким воином, но священное право кровной мести ещё никто не отменял. В знак уважения к её храбрости древлянский воин убьёт её сам и сделает это быстро. Он извлёк меч, шагнул к ней. Она вся сжалась, как загнанный зверь, лишь очертив перед собой охотничьим ножом часть пространства. Древлянский воин уже оценил расстояние, меч у него был хорош и длинен. Мать Авося ещё раз взмахнула ножом, древлянский воин навис над ней, и она поняла, что уже всё: по сравнению с оружием древлянина, её нож — лишь жалкая игрушка. Она увидела, как жадно впитало лезвие лучик солнца, пробившийся сквозь листву. Древлянский воин занёс меч и… застыл. Его глаза остекленели, а изо рта вытекла струйка крови. Потом он упал. И мать Авося увидела своего мужа с окровавленным клинком в руке.
Князь Мал быстро настигал беглянку. Он уже выпустил болт из арбалета с большого расстояния и серьёзно ранил старуху. Та даже упала, но умудрилась подняться и, прижав к себе плачущего ребёнка, заковыляла дальше. Следующий выстрел будет смертельным. Если сократить расстояние хотя бы до семидесяти шагов, то стрела поразит обеих. Мал побежал…
…Это был её муж. Он пришёл за ней. Вождь охотников рода Куницы пошатнулся. Он был весь в крови, страшные раны исполосовали его тело, и в плече торчала древлянская стрела, но он пришёл за ней. Она смотрела в его глаза, в которых сейчас угасала жизнь, и видела боковым зрением, что их окружают древлянские воины. Вот натягиваются луки, и острия древлянских стрел хищно чуют свою добычу, готовые сорваться, как охотничьи псы. Но она посмотрела в его глаза и… улыбнулась. Он шагнул к ней, он хотел ещё раз коснуться её, и тогда тьма древлянских стрел чёрными молниями пронзила воздух.
Они упали друг напротив друга — последний князь рода Куницы и его жена. Её ладонь заскользила по траве в поисках его руки.
— Наша дочь будет жить, — прошептала она.
Он смотрел на неё так, как, наверное, смотрел в их первую тайную ночь. И она смогла ответить ему тем же. Их руки соединились. А потом они умерли.
…Силы быстро покидали Ждану, но она, тяжело хрипя, всё ещё бежала по лесной тропинке. Она бежала, чтобы исполнить последнюю волю своей госпожи, в дом которой была принята и в котором жила, как равная. Она знала, что надежды больше нет, но всё равно бежала по лесной тропинке. И тогда…
Ждана остановилась. Перед её мутнеющим сознанием предстала странная картина, и няня лишь крепче прижала к себе девочку. Чёрное смертельное дыхание погони уже холодило её спину, но Ждана стояла, не в состоянии сделать и шага. Прямо на неё по лесной тропинке бежал огромный волк. И никогда ей не доводилось видеть такого диковинного волка. Он был белым. Точнее, серебристым, как умытая луною роса на предрассветной траве. В голове всё помутилось, вот-вот Ждана потеряет сознание. Она начала падать, и тогда нарастающий топот копыт вывел её из предобморочного состояния. Белое пятно волка… нет, это был конь, прекрасный гневный жеребец, а на нём всадник с тяжёлой занесённой секирой…
Князь Мал прижал к плечу арбалет. Он видел, что старуха остановилась, покачнулась, готовая упасть. Это была прекрасная мишень. А у Мала всё было готово для смертельного выстрела. Но всё очень быстро переменилось.
Внезапно на тропинке появился всадник, и Мал узнал его. Не сдерживая коня, всадник проскакал мимо старухи («Он что, здесь один?» — с изумлением успел подумать Мал) и занёс руку с секирой над головой. Мал понял, что его цель переменилась. Он перевёл стрелу арбалета, боги с ней, с этой старухой, и боги с волхвом… Глаза Мала сузились, и он произвёл главный выстрел. В то же мгновение человек на скаку кинул секиру. Кинул её с неимоверной силой. А дальше произошло то, чего князь Мал никогда прежде не видел, да теперь уже и не увидит. Секира на лету прямо в воздухе сбила стрелу, разрубив её пополам. И продолжила свой полёт.
«Значит, сказкам о его богатырской силе можно верить?» — почему-то подумал князь Мал. И это была его последняя мысль. С безжалостной силой тарана секира проломила его грудную клетку и вышла уже из спины. А всадник, выхватив меч, бросился на древлянских воинов. Появились и другие всадники. Всё было кончено очень быстро. Никто из древлян не смог уйти.
Кроме Комяги. Вовремя схоронившийся Комяга смог ужом проскользнуть по тайным тропам, чтобы предупредить волхва о внезапном появлении дружины князя Олега.