Последний варяг
Шрифт:
Через несколько минут на реке у бродов остались лишь мёртвые.
Но кое-что ещё произошло далеко от этого места. Нечто вслушивалось сейчас в тёмный разговор у бродов. Словно эту первую кровь, пролитую накануне великого летнего праздника, когда соседи приходят друг к другу только с миром, учуяла неведомая лесная сила. И заволновался сумрачный лес, и качнулись верхушки сосен. Нечто, таящееся в самом сердце запретных земель, потревожило спящие деревья. Прошлось волной по лесу. И двинулось сюда.
Белогуб, человек в сером, умел выполнять свои обещания.
Первыми отряд древлян увидели дозорные на пути к бродам.
— Кричи тревогу, — прошептал один другому, извлекая стрелу из колчана. — Беги, поднимай людей!
Но тот даже не успел поднести
Человек в сером вырос словно из-под земли. И впервые Лад, мальчик в черепе волчонка, сын древлянского князя-гиганта Мала, увидел посох волхва в действии. И впервые осознал заключённую в нём сокрушающую смертоносную силу. Движения посоха были столь точны и молниеносны, что оба дозорных даже не поняли, что уже мертвы. Лишь струйки крови выступили в уголках губ. Мальчик Лад перевел ошеломлённый взгляд с посоха на волхва. В его глазах уже больше не было страха. Скорее, безграничное уважение, которое вот-вот обернётся подобострастным восторгом. Но и что-то ещё мелькнуло в его взгляде. Тоже впервые. Какой-то тёмный интерес засветился багряным огоньком кровожадного азарта. Волхв никогда не ошибается, и с волхвом ничего не страшно!
А потом отряд древлян снова скрылся. Словно слился с листвой. Словно они действительно были лесными призраками, которые могли становиться невидимыми.
Мать Авося нашла глазами своего мужа и, подчиняясь неведомому импульсу, забрала у няни дочь. Няня была из племени кривичей, но уже давно жила с родом Куницы. Звали её Жданой, и она качала на руках ещё старших детей князя. Мать Авося доверяла Ждане, как самой себе, но… Она и сама не понимала причин беспокойства. Да вот только что-то изменилось в воздухе; что-то заныло в груди, и разлитое над деревней умиротворение вдруг показалось ей обманчивым. Да и не было больше никакого умиротворения, не было вовсе. Снова где-то у реки завыли волки, точнее, вой был одинокий, заунывный. И вслед за ним пришло нечто странное — то ли необычное смятение, то ли напряжённая тишина. Люди, не ведая, что происходит, сами оставляли свои дела и лишь встревоженно переглядывались. Вон и девушки, что плетут венки… Прекраса, ровесница её среднего сына, хороша девка, не зря такое имя носит… Только что девушки хихикали, а щёки Прекрасы чуть не залила краска. Оно и понятно — девушек в их возрасте хлебом не корми, дай помечтать о своих тайных избранниках в предстоящую ночь. Теперь же Прекраса тоскливо вздохнула и, отложив своё рукоделие, посмотрела в сторону леса. От былого румянца не осталось и следа. Да и лицо её подруги Радмилы обескровилось, как от внезапной неведомой болезни, лишившей сил. Напряжение людей передалось собакам, охотничьим псам, однако те не подняли лай, а напротив, топтались, не находя себе места, и то пытались зарычать, а то, скуля, стелились по траве.
Мать Авося подошла к мужу.
— Волки, — сказала она. Быстро взглянула на вождя и, словно пытаясь отогнать испуг, натянуто улыбнулась.
— У брода, — согласился с ней тот.
— Так близко. — Женщина чуть помолчала. — Там Авось.
— Не беспокойся. И у брода, и в лесу выставлены дозоры. — Он улыбнулся жене, но сам подумал: «А ведь она права. Дозоры и у реки, и в лесу. Они должны были предупредить о появлении волчьей стаи — у бродов сейчас может быть много детей. Но никто не пришёл за охотниками, чтобы отогнать волков».
Мать Авося смотрела по сторонам и понимала: то, что она видит, нравится ей всё меньше. Маленькие дети вдруг перестали играть и теперь жмутся к взрослым. Но те не в состоянии им помочь. Они… словно потеряны, словно изменившийся воздух отравил их сумрачным ядом.
— Посмотри на собак, — внезапно сказала она мужу.
— Вижу, — тут же ответил он.
Её сердце подсказывало ей больше. Сердце, которое сковала холодная тоска, говорило, что сюда идёт беда. И что подкралась она уже слишком близко. Приехала верхом на этой густой мёртвой тишине, павшей вокруг.
— Что-то не так, — неожиданно хрипло произнесла женщина. И, стараясь, чтобы муж не уловил в её голосе ноток мольбы, попросила: — Поднимай людей!
Вождь внимательно посмотрел на жену: он не имел права ошибаться. Видимых оснований для тревоги вроде бы не было…
«Всё не так, — вдруг подумал он. — Ты уже давно видишь, что всё по-другому! И твоя жена видит. Её проницательное сердце редко подводит, и достаточно лишь послушаться его…»
И предводитель охотников рода Куницы поднёс к губам сомкнутые ладони и издал два клича. Первый — клич тревоги, срочного сбора охотников. Второй касался тех, кто ещё не носил оружия (и в первую очередь Авося!), — это был клич опасности, необсуждаемый приказ спрятаться, схорониться в лесу.
Но даже если бы отец Авося поднял людей раньше, всё равно, наверное, было бы уже поздно. Человек в сером действительно умел выполнять обещания. Волхв Белогуб подвёл древлян очень близко к деревне Куницы. Легли в густой зелени, окружающей поляну, на тетивы луков десятки зажженных стрел; взвились, пущенные в воздух, и накрыли деревню, неся вокруг смерть и пожары. И вслед за этим выступили из леса, будто появились из стволов деревьев, будто бы и были этими самыми внезапно ожившими деревами, молчаливые воины с хищно оскаленными черепами на головах. И всё начало меняться с пугающей быстротой. Залаяли наконец собаки — сила, сковывающая их, став очевидной, ослабила свою хватку. Охотники хватались за оружие, но уже половина воинов Куницы была перебита в первые секунды нападения.
— Древляне! — закричал кто-то и упал, сражённый копьём, вылетевшим из леса.
«Авось! — первое, что пришло в голову жене вождя. А потом сбивчивое и даже униженное: — Нет, нет, они пришли за рабами, они не тронут мальчика!»
И тогда она услышала жёсткое повеление своего мужа:
— Беги в дом! Уходите подземным ходом.
— А как же?..
— Быстро!
Мать Авося с дочерью на руках ещё бежала к дому, когда у частокола появился гигант в чёрной шкуре, с диковинным оружием в одной руке и длинным мечом в другой. И женщина услышала страшный гибельный окрик:
— Убивайте всех! Не щадите никого.
Как удивительно порой плетётся нить судьбы. Великовозрастный верзила Незван уже достаточно давно издевался над младшим Авосем. Но именно ему мальчик был обязан тем, что всё ещё жив. Если б Авось не замешкался на дереве, то был бы уже у брода, где его непременно дождались бы древлянские мечи. Или стрелы. Но Авось потерял время, как будто взял его взаймы у смерти, и сохранил жизнь. Мальчик бежал вдоль реки, думая, что за неведомый зверь мог издавать такой вой. Что-то чуждое, вражеское вползло сейчас в их лес. И лес, свой, такой родной, с исхоженными тропами, почти домашний, стал опасным. Авось остановился. Поднял голову — высоко в небе над бродами кружил одинокий ворон, словно чуял свою добычу. Авось погрозил ему пальцем. И тут же замер. Только что со стороны деревни пришло два клича. Один — клич тревоги! Но и другому отец обучал его специально — это был известный только роду Куницы клич опасности и приказ, ослушаться которого было невозможно, приказ спрятаться, стать невидимым, пока не отступит беда.
— Это отец, — прошептал Авось. — Он хочет, чтобы я схоронился в лесу.
Мальчик не собирался ослушаться. Но Незван, подаривший Авосю несколько минут, теперь, видимо, решил получить свой долг. Глаза Авося округлились — он уже некоторое время смотрел на воду, поджав губы. О, нет, ворон действительно вился в небе неспроста. Чистые, прозрачные, весело журчащие воды реки теперь замутились. И эти тёмнокрасные завихрения в потоке реки было трудно с чем-либо перепутать.
— Кровь? — пролепетал мальчик. Чувствуя, что всё внутри него немеет от страха, Авось ступил на берег. Кровь… Но не только. К нему плыл Незван. Долговязый обидчик сейчас плыл на спине, широко раскинув руки. Вот он зацепился за корягу, и его безвольное тело стало разворачивать. Глаза Незвана были широко раскрыты, а во лбу он нёс жуткое украшение — стрела была непривычно толстая, и почти наполовину вошла в его голову. Авось вскрикнул. Чуть громче, чем следовало, но он ещё никогда не видел насильственной смерти своего ровесника. Дети умирали от болезней, когда им не могли помочь даже волхвы. Но не так. Несколько последних лет, выпавших на сознательную жизнь Авося, были относительно спокойными. Поговаривали, что из-за покровительства дружины князя Олега. Авось его никогда не видел. Но сейчас этот таинственный князь не спас Незвана от смерти. Сейчас река его подхватит и потащит к водопаду, как будто он мёртвый олень, кабан или иной дохлый зверь, а не мальчик, которого Авось сегодня назвал бывшей едой Злой Бабы, а потом обозвал дураком.