Последний викинг. «Ярость норманнов»

Степанов Сергей Александрович

– Храни, ты обещал рассказать нам о битве на «Длинном Змее», – напомнил Рёнгвальд.

– Ну что же! – откликнулся старый викинг. – Сейчас нам нечем заняться, только ждать попутного ветра. Самое время рассказать вам, молодым воинам, о подвигах старших. Знайте, что люди на «Змее» так же превосходили красотой, силой и храбростью других людей, как «Змей» превосходил другие корабли. Конунг Олав, сын Трюггви, приказал, чтобы на «Змея» не брали воинов старше шестидесяти и моложе двадцати лет. Только для Эйнара Брюхотряса сделали исключение. Ему не исполнилось и восемнадцати лет, но он уже считался самым метким лучником в дружине конунга. Жаль, что почти все эти молодцы погибли из-за бабы.

Храни Путешественник имел в виду Сигрид Гордую, вдову шведского конунга. Уже рассказывалось,

что Сигрид погубила Харальда Грендландца, отца Олава Толстого. И разве стоит удивляться ее злодейству, зная, что она была закоренелой язычницей. Наверное, сын Трюггви хотел излить свет истинной веры на свеев. Сигрид благосклонно отнеслась к сватовству норвежского конунга. Они договорились встретиться на границе своих владений, чтобы окончательно обсудить условия свадьбы. Но во время встречи Олав упомянул, что его жена должна креститься. Сигрид ответила: «Я не намерена отказываться от веры предков. Но я не буду возражать против того, чтобы ты верил в того бога, который тебе нравится». Конечно, христианин не мог спокойно слышать подобные дерзости. Олав, сын Трюггви, очень разгневался и вскричал: «С какой стати я женюсь на заядлой язычнице?» Он был очень горяч, особенно когда дело касалось веры, и потому ударил невесту по лицу перчаткой, которую держал в руке. Мерзкая язычница смерила норвежского конунга испепеляющим взглядом и сказала с угрозой: «За это оскорбление тебя ждет смерть!»

Они расстались врагами. Через некоторое время Сигрид Гордая вышла замуж за датского конунга Свейна Вилобородого, а ее сын Олав стал конунгом Швеции. Будучи супругой датского и матерью шведского конунгов, она слыла самой могущественной женщиной в Северных Странах. Она вынашивала мысли о мести. Сигрид знала, что норвежские язычники ненавидят сына Трюггви за его неустанные труды по распространению христианства, и решила сплотить врагов святой Христовой веры.

– Сигрид Гордой удалось склонить на свою сторону Эйрика, сына ярла Хакона, – продолжал свой рассказ Храни Путешественник.

– Нам ведом такой варяг, – откликнулся дружинник Сбыслав, прислушивавшийся к рассказу Храни. – Мой отец сражался с ним, когда был жив князь Владимир Святославович. Ярл разбойничал на наших землях, сжег Ладогу и много селений.

– Эйрик с готовностью откликнулся на предложение Сигрид. Ей также удалось привлечь на свою сторону йомсвикингов.

Безбожны были йомсвикинги, примкнувшие к заговору язычников. Когда Олав конунг гостил в Йомсборге, ярл Сигвальди задержал его льстивыми речами. В это время соединенные датские и шведские боевые корабли устроили засаду у острова Свёльде. Ярл Сигвальди уговорил конунга плыть мимо острова Свёльде и обещал сопровождать его на одиннадцати кораблях. Ничего не подозревавший конунг плыл за йомсвикингами, которые завлекли его в проход между островом и берегом.

– Мы почуяли неладное только тогда, когда корабли йомсвикингов внезапно повернули в открытое море, – вспоминал Храни Путешественник. – И тут мы внезапно увидели, как навстречу нам на веслах выплывает несметная вражеская рать. Мы просили конунга плыть дальше своим путем, не вступать в бой с такими огромными силами. Однако конунг громко крикнул, стоя высоко на корме корабля: «Уберите паруса, не должны мои люди думать о бегстве! Я никогда не бежал из битвы!»

Передают, что праведный конунг сказал: «Лучше бы язычникам оставаться дома и лизать свои жертвенные чаши, чем идти против «Змея» и подставлять себя под наше оружие». Конунг приказал спустить паруса, а свои корабли – «Длинного Змея», «Малого Змея» и «Журавля» – связать вместе прочными канатами, превратив их в плавучую крепость. Три правителя вступили в сражение, а корабли йомсвикингов держались в стороне. Первыми в плавучую крепость врезались драккары датского конунга Свейна Вилобородого. Схватка была ожесточенной и кровопролитной. Норвежцы бросили якорь и абордажные крюки на датские корабли и разили данов сверху. Они очистили от людей суда, которые смогли удержать крюками. Уцелевшие даны бежали на другие корабли. Их сменили свеи, но они также понесли большие потери и отступили. Последним в битву вступил ярл Эйрик.

– Ярл владел удивительным боевым

кораблем, – продолжал Храни. – Нос и корма его корабля были обиты толстыми железными листами, доходящими до воды. Ярл поставил свой неуязвимый драккар бок о бок с «Журавлем» и очистил его от людей конунга. Эйрик приказал рубить канаты, чтобы отвести «Журавль». Затем такая же участь постигла «Малого Змея». Люди конунга, выжившие в жаркой сече, один за другим перебирались на палубу «Длинного Змея». К тому времени даны и свеи оправились и возобновили нападения. Нас окружили со всех сторон. Копья и стрелы летели так густо, что щиты не могли нас прикрыть. Мы в исступлении разили врагов мечами. Многие шагали за борт, не замечая, что они сражаются не на гладком поле, и шли ко дну со своим оружием. Я видел конунга и его окольничего Кольбьёрна. Они стояли выше всех на корме и безжалостно разили врага. Конунг и окольничий были одинакового роста и сложения и облачены в похожие доспехи: золотые шлемы и короткие алые плащи. Их можно было различить только по тому, что окольничий метал копья с одной руки, а конунг – сразу с двух. Когда конунг понял, что сражение проиграно, он поднял руку, и они с Кольбьёрном одновременно прыгнули в воду. Конунг держал шит над головой и сразу скрылся в волнах, а Кольбьёрн нарочно прыгнул на щит, чтобы остаться на воде и быть схваченным язычниками. Они приняли окольничего за конунга, а когда разобрались, время было упущено. Тело конунга так и не нашли.

– Рассказывают, что конунг поднырнул под днище «Длинного Змея»… Говорят, будто он вплавь добрался до своих и спасся, – перебивая друг друга, расспрашивали Харальд и Рёнгвальд.

– Не знаю, не знаю, – отозвался старый викинг. – Я тоже слышал, что конунг доплыл до корабля вендов, поджидавшего в стороне от сражения. Его жена была из племени вендов, и они оказали ему помощь. Ходили слухи, что Олав, сын Трюггви, скрывался в Гардарике под защитой конунга Вальдемара Старого, которому служил в юности. Он нашел убежище как раз в той крепости, куда мы сейчас плывем. Рассказывали, что Олав, сын Трюггви, провел в Адельгьюборге одну зиму, а потом уехал в святой город Йорсалир.

Храни зевнул, сказал, что утомился, улегся на мокрую палубу корабля, положил под голову круглый щит и захрапел.

– Тебе что-нибудь известно о пребывании Олава в Адельгьюборге? – спросил Харальд у Сбыслава.

– Давние времена. Узнаю у смердов.

Сбыслав поговорил с двумя бондами постарше. Один из них сказал Харальду:

– Мы знали твоего брата Улава. Дошли слухи, что он погиб в битве. Жаль, многие люди в Ладоге моляху о его здравии. Другой Улав нам тоже знаком. Кем он приходится твоему брату? Отцом?

– Конунг Олав, сын Трюггви, – наш родич.

– Родич! Вон оно как! Я видел его, когда он ночевал в нашем доме. Суровый муж, но бывал добр и милостив. Помню, был я в летах отрока и имел закадычного дружка Гюряту, круглого сироту. Он кормился в нашем доме молоком из милости. Бедовый был отрок, острый на язык, как скоморох. Подтолкнул он меня локтем и говорит: «Давай играть. Я буду князь Владимир, а ты будешь бедный урман Улав, который просит подаяние у князя». Улав услышал его слова, встал во весь рост. Мы испугались, что он убьет дерзкого отрока. Уж на что Гюрята был бесшабашный, а замер ни жив ни мертв. Олав снял с пальца перстень, протянул ему и сопроводил свой подарок словами: «Парень, дарю тебе этот золотой перстень за дерзость. Но впредь поостерегись так неосторожно шутить!» Как в воду глядел! Через несколько лет Гюрята сгинул неизвестно куда. Видать, дошутился! А вот когда Улав был в Ладоге, до сожжения крепости или после, прости, за давностью лет не припомню.

Постепенно все разошлись по своим местам. Харальду не спалось. Он пытался понять, где правда и где выдумки в рассказах об Олаве, сыне Трюггви. Если он жив и уехал в Йорсалир в центре земли, то кто же тот внушающий страх муж, который являлся во сне его брату Олаву Толстому? Разве только в святом городе сын Трюггви научился творить чудеса. Он пообещал самому себе, что, если судьба викинга когда-нибудь приведет его в святой Йорсалир, он непременно разыщет конунга и узнает истину. С этими мыслями Харальд смежил очи и крепко заснул.