Последний воин Империи
Шрифт:
Ей снился сон.
…Влажная жара, тяжелая, изматывающая духота. Взглянешь вверх — пышные сине-зеленые кроны застилают небо. Внизу сумрак, как на дне морском. Приторно-сладко пахнут цветы, яркими вспышками проносятся медовницы над гнилыми листьями. В перегное ползают разноцветные черви, пробегают мохнатые пауки. Под ногами чавкает красноватая грязь. Высоченные деревья, обросшие ярко-синими и бурыми лишайниками, оплетают колючие лианы. Множество звуков — не то их издают ящерицы, не то — лягушки, не то — обезьяны, а может, все вместе. Заходит солнце,
Инги скользит через лес, легкая, словно тень. Ей хорошо и спокойно. Она знает: это ее родной лес. Она здесь дома.
Вот что-то мелькнуло среди деревьев, в свете луны. Белоснежный мрамор облицовки, золоченые зубцы… Это башня, похожая на рукотворный термитник. Ее пропорции искажены, линии кажутся неестественно ломаными, но Инги это даже нравится. Башня похожа на древний сон, который видит этот сырой, полный жизни и смерти лес. Ее роскошное уродство, непонятное уму и отталкивающее для глаз, всё же чем-то завораживает. Сторожевая башня — ведьма, которая черной магией зачаровывает мужчину, а потом губит его себе на забаву.
Инги выходит из леса и вступает на каменные плиты ведущей к башне дороги. Дорога приводит к великолепным резным воротам, запирающим арку входа. Ни единого огонька в башне, ни единого человека вокруг. Кажется, что башня охраняет себя сама.
Внезапно обе створки ворот беззвучно расходятся в стороны. Из темноты выступает стройный юноша. Он стоит и ждет. Луна серебрит его волосы. Инги спотыкается, у нее перехватывает дыхание. Это же Аскель! Он не забыл ее!
Невероятная, восторженная любовь охватывает Инги. Ей кажется, что она сейчас умрет от счастья. Ах, она отдала бы жизнь прямо сейчас или убила бы кого угодно ради него — только намекни! На подгибающихся от волнения ногах Инги спешит к арке… Она уже видит улыбку на лице юноши, видит, как он зовет ее… И тут понимает: это не Аскель, это кто-то другой — хоть и похожий на него, словно брат. У него смуглая кожа и зеленые глаза, и одет он как южанин.
Но вот чудо! Любовь Инги не уменьшается, а только растет, поглощая ее без остатка, раскрываясь все новыми гранями. Восхищение, преданность, слепая вера, полная покорность — не унижающая, но делающая сильнее. Юноша у ворот почему-то страшен ей и одновременно — вдесятеро сильнее любим. Инги вдруг понимает, о чем говорил ей Торд когда-то давно в Вагаровых горах. Именно так воин должен любить своего господина. Колени Инги подламываются, и она падает ниц.
«Мугаисса!» — произносят ее губы непонятное слово.
«Иди сюда!» — ласково отвечает ей юноша.
Восторг Инги становится нестерпимым…
И она просыпается.
Глава 8
ЧЕРНЫЙ ОБЕЛИСК
Ночь прошла спокойно. Утро принесло с собой тепло и раскрасило холмы всеми оттенками розового и рыжего. Джинган тер опухшие от бессонницы глаза, но настроен был куда более благодушно, чем накануне. Он даже не стал спорить с Инги, когда она решила забраться в башню.
Вместе они вошли в арку и оказались как бы внутри каменного колодца. Вместо пола там был гладкий розовый песок. Перекрытия и внутренние лестницы в башне сгнили и обрушились сотни, а то и тысячи лет назад. Не осталось ни золота, ни мрамора — только выветренный красноватый известняк. Инги всё же забралась наверх, упираясь руками и ступнями в трещины и выбоины. Она огляделась с высоты, но не увидела ничего интересного — всё те же волнообразные холмы, словно песчаное море, обступали башню со всех сторон. Только вдалеке на западе виднелась едва заметная цепь гор.
Позавтракав и накормив тунгров, они отправились дальше. Джинган выпустил призрака, и тот немедленно полетел на юго-запад. Инги заметила, что Хуссог совершенно утратил интерес к башне, которая так и тянула его к себе накануне. Она сказала об этом Джингану. Маг кивнул. Он и сам чувствовал, что магия ушла, и теперь башня стала всё равно что пустая скорлупа. Вот только почему это произошло, он не догадывался. А Инги ему ничего не сказала. Все утро она провела в раздумьях, вспоминая свой сон.
— Что такое «мугаисса»? — спросила она Джингана, когда их тунгры неспешно пересекали русло высохшей реки.
— Где ты слышала это слово? — насторожился маг.
Инги замялась.
— От призрака?
— Ну да.
— Тогда понятно. «Мугаисса» означает «Истинный». Так соххоггои называли Повелителя Махд-Шагош.
— Вот как! — сказала Инги — и снова крепко задумалась.
В молчании они пересекли русло и снова углубились в холмы. Каменистая почва чередовалась здесь с участками вязкого песка. Почти исчезли травы, а заросли колючек забивались в расселины, прячась от солнца.
«Как же тут будет жарко днем!» — думала Инги, повыше натягивая на лицо край повязки. Здешнее солнце жестоко палило ее белую кожу, которая никогда не загорала, а только обгорала, если не уследить.
Джинган зевал, не забывая зорко поглядывать по сторонам: вчерашняя выходка прыгунов научила его осторожности.
Около полудня, когда жара стала невыносимой, они устроились на отдых в тени холма. Есть Инги совершенно не хотелось, но Джинган сунул ей в руки сухарь с полоской мяса и мех с водой.
— Пустыня вытягивает из людей воду, — сказал он. — Пить здесь надо вдвое больше, чем обычно, иначе далеко не уйдешь. А я даже не знаю, когда и где удастся в следующий раз набрать воды. Про колодцы в этих местах мне ничего не известно. Когда-то здесь были города — может быть, мы найдем один из них…
— Скажи, Джинган, — произнесла Инги, возвращая ему мех. — Как выглядел Повелитель Махд-Шагош?
— Никто этого не знает. Я полагаю, он не имел определенного облика. Он мог выглядеть как угодно…
— А куда он делся? Погиб?
— Не всё так просто. Он был величайшим магом древности, настоящим владыкой Среднего мира. Чтобы одолеть его, богам понадобилось стереть с лица земли целый материк. Повелитель был низвергнут… А куда он делся потом, никто не знает.
На самом деле всё было не так. Задай Инги тот же вопрос Унгату, Майо или одному из высших магов Руны, она получила бы иной ответ. Но сведущих было совсем мало, и Джинган в их число не входил…
— Так Повелитель враждовал с богами? С каким именно?