Последний выбор
Шрифт:
— В этом же был смысл? Ты находишь с Дороги тех, с кем спала, а со мной у тебя давно ничего не было…
— Да, это тоже, — не стала отрицать рыжая, — но не только.
— Ой, вот не надо, — отмахнулся я, — мы давно прояснили этот вопрос. Любовь — это не про тебя, ты сама сказала.
— Люди меняются, Тём, — сказала она, садясь, — даже такая старая злобная сука, как я.
Я смотрел на нее — по-прежнему выглядит на двадцать. Очень хороша. Особенно сейчас, когда сидит голая, в лунном свете, подпирая рукой встрепанную голову. Глаз не отвести. Я помню, кто она и что она — но стоит ей вот так повернуться…
— Хочешь верь, хочешь нет — но я немного завидую твоим юным глупым девочкам. И ты мне все же почему-то дорог. Но ты прав — только из-за этого я бы не пришла к тебе сегодня. Я кое-что узнала от Малки. Сева тогда дал тебе катализатор фертильности из Эрзала. Подмешал в вино. Эрзальские биотехники использовали такие активаторы для осеменения своих биоконструктов. Шансы залететь от тебя максимальны, а дети скорее всего унаследуют талант оператора.
— Так вот почему Малки все время под меня каких-то баб подложить пытался! Я-то думал, что из-за Искупителя…
— Дошло? — засмеялась Ольга. — Нет, ему глойти нужны. Они с Севой старые приятели, он знал, конечно.
— Так ты… — до меня дошло не только это.
— Да, представь себе. Я решила, что это шанс. Я бесплодна, ты знаешь, но вдруг?
— А меня спросить?
— А тебя часто спрашивали?
— Нет, — признал я, — вообще никто. Ставят перед фактом. Лох я педальный.
— Не бойся, дорогой, алименты не потребую, — она встала и начала одеваться.
— Да причем тут…
— Шутка. Спи давай, тебе до вахты четыре часа осталось.
И ушла, оставив меня в глубокой растерянности. Вечно с ней так…
Кофемашина на рабочем камбузе, несмотря на свой вызывающе стимпанковый вид, отличная. Я сварил себе большую кружку.
— Не выспался?
Я с подозрением посмотрел на Зеленого. Подначивает? Нет, вроде просто так спросил. Откуда ему знать, действительно?
— Есть немного.
— У меня тоже переходы сбили все биоритмы, — он зевнул, вызвав цепную реакцию: за ним зевнул я, Иван и даже рыжий кот со странным именем "Eксель, уютно лежащий на диванчике пилотской кают-компании.
— Всё, я спать. Курс в навигаторе, направление на гирокомпасе. Вахту сдал. Кэп, механик покинул мостик. Разбудите, когда долетим.
— Принято.
— Штурман на мостике, — подхватил инициативу я, — вахту принял.
Иван постепенно вводит у нас военно-морские правила. Наверное, так и надо. В любом случае, мне не сложно.
За наборным панорамным стеклом ходовой рубки разматывается дорога. Не Дорога, а просто трасса в каком-то срезе, сложным образом соответствующая ей в этой метрике.
— Срез пустой?
— Пока никого не видели, — ответил капитан.
Иван на вахте в красивой черной фуражке с эмблемой Первой Коммуны на золоченом «крабе», но без формы. Только тельник под курткой. Нет у нас формы, и его это, кажется, расстраивает. Офицер — навсегда офицер. У нас даже дирижабль до сих пор безымянный. Безобразие, конечно, тут я согласен, но как-то нет до сих пор консенсуса. Мне, как бывшему писателю, кажется, что дирижабль, в силу своего ретростатуса, и имя должен иметь стильное и винтажное. «Генриетта» какая-нибудь. У меня нет знакомых Генриетт, просто звучит этак литературно — «Дирижабль «Генриетта». Хорошо же. Но Иван с его военно-морскими загонами категорически против. Ему нужно что-то такое, сурово-пафосное. «Стремительный», например, или «Грозный». Хотя какой он, к воздушным чертям, «стремительный»? Довольно тихоходный аппарат, да и «грозного» ничего в этом прогулочном лайнере нету. Зеленый, с его гаражным чувством юмора предложил несколько крайне скабрезных вариантов, но ему, кажется, вообще все равно. «Зачем ему название? Мы что, боимся спутать его с другим дирижаблем?». Никакого уважения к статусу.
Я сверился с направлением, выставленным на визире, — длинный «зигзаг» получается. Вставил кружку с кофе в держатель на ручке кресла, уселся перед консолью, натянул гоглы. Навигационная панель показывает точку финиша — наводился на микромаячок, который таскает на шее Таира. Казалось, что нет более безопасного места — а вот поди ж ты… Так что Зеленый, прихвативший семью с собой, возможно поступает правильно.
— Арутем Ивани потипи харуешь!
— Маш, говори по-русски, я же просила. Сейчас сварю тебе кашу, да.
— Доброе утро, Лена, — поприветствовал их Иван.
Лена, жена Зеленого, похожа на Ольгу. На вероятностную Ольгу, которая не потеряла мужа и ребенка, не стала руководителем разведки Коммуны, не принимала Вещество, а была обычной женой и матерью, родила второго и да, — уже давно не выглядит на двадцать. Рыжая и голубоглазая, но — совсем другая.
— Здравствуйте, Артём, Иван. Мы не помешаем? В большом камбузе слишком… Просторно.
— На камбузе, — поправил Иван, — правильно говорить «на камбузе». Нет, не помешаете, конечно.
— Драсть, дядя Иван и дядя Артём!
Маша, очаровательная семилетняя дочка Зеленого, перешла с альтери на русский.
— Привет, Маш, — ответил я, — как дела?
— Тут круто! Мне очень нравится! Маам, а можно манную?
— Тут нет манки, солнышко. Овсянку будешь?
Мы не успели запастись, улетали в спешке, боялись, что настроение Конторы изменится и нас не выпустят.
— С вареньем?
— С клубничным.
— Буду!
Лысый, ушастый и серьезный сын Зеленого деловито полез на диван. Ему года полтора, насколько я помню. Интересный мальчик — почти все время молчит. Что-то, наверное, себе думает.
Дорога внизу стала отклоняться, и я положил руку на выключатель резонаторов.
— Капитан?
— Штурман, выход!
Щелчок, вибрация, чуть закладывает уши — мы не над дорогой, а над Дорогой. Туманный шар, сквозь который проглядывает что-то расплывчато-никакое, и только пятно Дороги внизу видно четко.
— Ух ты! — реагирует девочка Маша. — Какое тут всё…
Да, вот такое. Никто не знает, почему. Но это не мешает нам пересекать это странное над-пространство, не теряя направления на цель. Но лучше тут не задерживаться, странное это место. У меня от него до сих пор мурашки везде.