Шрифт:
Tim Powers
EXPIRATION DATE
Copyright © 1995 by Tim Powers
Серия «Большая фантастика»
Оформление серии Андрея Саукова
Дизайн серии и иллюстрации на форзаце и нахзаце Василия Половцева
Иллюстрация на переплете Анны Пантюшиной
Брендану и Регине Пауэрс,
чудесным друзьям и родственникам
И с глубокой благодарностью Крису Арене, Скоту Армстронгу, Глории Бэтсфорд, Брайану Билби, Джиму Блейлоку, Филу Дику, Аарону Дитриху, Майку Донохью, Энтони Фостеру, Кендаллу Гармону, Тому Гилкристу, Джаку Гринспону, Кену Лопесу, Джо Мачуге, Эду Макки, Денни Мейеру, Крису Миллеру, Дину Муди, Дейву Морану, Дэвиду Перри, Серене Пауэрс, Сэму Раймеру, Меган Робб, Рэндалу Роббу, Роджеру Роче, Лью Шайнеру, Фреду Спичеру, Кейт Сэндборн, Рою Сквайерсу, Кирстен Тайерни, Эду и Пат Томас и Дэну Вланте…
И с признательностью Арту, Биллу, Бобу, Дейву, Деннису, Дугу, Фрэнку, Грегу, Джейн, Джоди Джо, Джоэлу, Маку, Марио, Майклу, Нику, Пегги, Ричу, Тому, Уильяму и всем прочим участникам банды «1924» – и в особенности Чарли.
Книга первая
Открой золотые ворота
ТРЕНТОН, НЬЮ-ДЖЕРСИ – Томас А. Эдисон, изобретатель электрической лампочки, среди бесчисленных знаков мирового признания которого названные в его честь город в Нью-Джерси и колледж, получил диплом об окончании колледжа – в воскресенье, спустя 61 год после смерти.
Колледж Томаса Эдисона штата Нью-Джерси присвоил своему тезке степень бакалавра наук за достижения при жизни.
Глава 1
– На что мне безумцы? – сказала Алиса.
– Ничего не поделаешь, – возразил Кот. – Все мы здесь не в своем уме – и ты, и я.
– Откуда вы знаете, что я не в своем уме? – спросила Алиса.
– Конечно не в своем, – ответил Кот. – Иначе как бы ты здесь оказалась?
Когда он был маленьким, лет четырех-пяти, в гостиной всегда было сумрачно, как в церкви, большие окна закрывали плотные гардины, и повсюду громоздилась тяжелая темная деревянная мебель, украшенная резными стилизованными листьями, гроздьями и когтистыми лапами. Сейчас гардины поснимали, и Кути видел через окно газон – в свете раннего вечера скорее золотой, чем зеленый, и пересеченный длинными тенями сикомор, – гостиная была теперь выкрашена белой краской, и из мебели там имелись лишь белые деревянные креслица и кофейный столик со стеклянной столешницей.
1
Эпиграфы, кроме специально оговоренных случаев, цитируются по переводам Н. М. Демуровой.
Камин тоже был теперь белым, но на полке все еще стоял старый черный бюст Данте, единственная реликвия, отражавшая прежний вкус его родителей. Он долго называл его Данте Офигели.
Кути наклонился со стула и зажег торшер. Слева от него привалился к входной двери его голубой нейлоновый рюкзак, а повыше перед ним блестели похожие на черные оливки глаза Данте. Кути вдруг подскочил с кресла и метнулся к камину.
Он знал, что прикасаться к Данте запрещено. Это было правилом, которое он всегда знал и без труда соблюдал. Теперь, в одиннадцать лет, он уже не считал, что выкрашенные черной краской голова и плечи – это всего лишь вершина маленького тела, спрятанного в кирпичном портале камина, и за эти дни сообразил, что странные звуки, будившие его по ночам, это всего лишь шорох веток за окном, а не бормотание Данте в пустой гостиной ночь напролет, – но эта хмурая харя с впалыми щеками оставалась такой же противной, как и прежде, и все выпуклые места блестели, как будто люди несколько поколений только тем и занимались, что натирали их.
Кути дотянулся и потрогал нос.
Ничего не случилось. Нос был холодным и скользким. Кути взял бюст одной рукой за подбородок, второй за затылок и, аккуратно опустив его, поставил на белый каменный барьер топки.
Он сидел, скрестив ноги, перед камином и вспоминал, как Сидни Гринстрит в «Мальтийском соколе» ковырял перочинным ножом выкрашенную в черный цвет статуэтку птицы; Кути не представлял себе, что может оказаться внутри головы Данте, и решил, что проще всего будет разбить ее, чтобы выяснить это. Он только что взглянул на некрашеную нижнюю сторону бюста и выяснил, что это всего лишь гипс.
Но разбить его значило сделать бесповоротный шаг.
Он уложил в рюкзак рубашки, носки, белье, свитер, куртку и бейсболку, в кармане у него было почти триста долларов двадцатками и швейцарский ножик, но не мог сбежать, пока не разобьет бюст Данте.
Разбить и забрать то, что в нем окажется. Он рассчитывал найти золото, скажем, крюгерранды [2] или маленькие плоские слитки, похожие на домино.
Тут ему пришло в голову, что, даже если бюст не содержит ничего, кроме гипса, и столь же бесполезен, как та черная птица, которую добыл Гринстрит, его все равно необходимо разбить. Данте был… ну… флагом, эмблемой, тотемом всего того, во что родители все время старались превратить Кути.
2
Крюгерранд – золотая монета ЮАР. (Здесь и далее прим. перев.)
Дрожащими пальцами он толкнул бюст. Он глухо стукнулся о камень, но не разбился, и теперь лежал, уставившись взглядом в потолок.
Кути выдохнул, ощущая одновременно и облегчение, и разочарование.
Поганая мумия, думал он. Медитация и широкий туннель, по которому души плывут к пресловутому белому свету. У его родителей было много картинок, связанных со всем этим. Пирамиды и Книга Тота, и реинкарнация, и послания от каких-то «древних душ» под названием махатмы.
Махатмы давно померли, но, похоже, постоянно болтались где-то рядом, чтобы поучать, как сделаться правильным мертвецом вроде них. И при этом они были скрытными – Кути ни разу не удалось увидеть никого из них, даже когда он неподвижно сидел несколько часов и упорно старался выгнать из сознания любые мысли, а его родители лишь уверяли, что краем глаза замечали этих старичков, которые, судя по всему, поспешно смывались за дверь в кухню, как только к ним пытались приглядеться как следует. По большей части их присутствие можно было определить лишь по тому, как они все переставляли – книги на полках, чашки в кухне. Если оставить в ящике комода горсть мелочи, монеты обязательно оказывались собранными в столбики. Иногда по порядку дат чеканки.
Примерно в том же возрасте, когда его друзья стали подозревать, что Санта-Клауса не существует, Кути разуверился в махатмах и тому подобном: позднее его прямо-таки потрясло, когда в школе он узнал, что давным-давно на свете и в самом деле жил такой тип по имени Махатма Ганди, но один приятель, который видел кинофильм «Ганди», объяснил, что это был самый обычный человек, индийский политик, очень тощий, всегда одетый в какие-то подгузники.
Кути не разрешали смотреть кино… или телевизор и даже есть мясо, так что ему приходилось тайком бегать в «Макдоналдс» за бигмаком, а потом жевать резинку, чтобы отбить запах.
Кути хотел стать астрономом, когда вырастет, но родители и мысли не допускали о том, чтобы отправить его в колледж. Он не был уверен даже в том, что ему разрешат доучиться все четыре года в старших классах. Родители говорили ему, что он чела, как и они, и что его долг в жизни – м-м-м, это так просто и не скажешь – поладить с этими мертвецами. Стать для них «новым Кришнамурти» – нести их слово миру. Готовиться к тому, чтобы, когда помрешь, оказаться в этом туннеле.
А до тех пор никакого телевидения, или кино, или мяса, а когда вырастет, ему не суждено было жениться или даже вести половую жизнь – не из-за СПИДа, а потому, что махатмы этого не одобряли. Еще бы, думал он, чего от них еще ждать-то, если они мертвы и, очевидно, носят подгузники и все время заняты перекладыванием чужих кофейных чашек.