Все новые сказки

Однажды мы с Элом Саррантонио разговорились о сборниках. Незадолго до того Эл издал две антологии — современного хоррора и фэнтези, исчерпывающе полных. В разговоре выяснилось, что у нас есть кое-что общее: история — вот что мы надеемся найти в каждой книге — и чего нам не хватало, когда хотелось почитать, — это захватывающих историй, от которых невозможно оторваться. Ну и конечно, истории должны быть хорошо написаны (к чему довольствоваться

меньшим?). Но и этого недостаточно. Нам хотелось таких историй, которые, словно вспышка молнии, преображали бы тысячу раз виденное, делая мир неузнаваемым. По правде говоря, лучше, чтобы в них было все сразу.

И пусть медленно, наше желание начало сбываться…

Ребенком я вечно просил рассказать мне сказку. Взрослые сочиняли что-нибудь на ходу или читали мне книжки. Как только вырос и научился читать, я уже не расставался с книгами. Я читал по книге в день, а то и быстрее. Как и сейчас, я искал в них переживания, которые дает только художественная литература, — то есть возможность оказаться внутри историй.

Телевидение, кино — все это было неплохо, но происходило с кем-то еще. А книжные истории разыгрывались в моей собственной голове. Я в каком-то смысле сам переносился туда.

Вот в чем заключается магия литературы: ты берешь слова и выстраиваешь из них миры.

Со временем я стал разборчивее в чтении (помню, как впервые решил, что не обязан дочитывать книгу до конца; именно тогда я понял: от того, как история рассказана, может испортиться впечатление, которое она производит). Я начал замечать, что иногда то, ради чего я читаю книги — некая магия, движущая сила рассказа, — оказывается за бортом. Я читал безупречную прозу, оставаясь равнодушным к описанным в ней историям.

Все сводится к четырем словам.

Есть люди, которые читают только нехудожественную литературу: например, биографии и книги о путешествиях. Или такие, кто предпочитает исключительно поэзию. Есть те, кто ищет в книгах советы: как изменить к лучшему свою судьбу или самих себя, как выжить в грядущем финансовом кризисе, обрести уверенность, научиться играть в покер или сколотить улей. Меня можно иногда застать за чтением книг по пчеловодству, и, поскольку сам занимаюсь беллетристикой, я с удовольствием читаю о необычных реальных событиях. Но что бы ни читали, все мы — члены сообщества любителей историй.

Впрочем, есть, конечно, и те, кто совсем не читает. Я был знаком с одним девяностолетним стариком, который, узнав, что я писатель, заявил, что когда-то, задолго до моего рождения, попробовал прочесть одну книгу, но не нашел в ней никакого смысла и больше читать не пытался. Я спросил, помнит ли он, как книга называлась, и он ответил, что все они похожи одна на другую, — совсем как человек, который, однажды попробовав улитку, долго плевался, и ему ни к чему было запоминать, как та улитка называлась.

И все же. Четыре слова.

Я окончательно осознал это всего пару дней назад, когда увидел в моем блоге такой комментарий:

Дорогой Нил!

Если бы Вы могли выбрать цитату — свою или другого писателя, — чтобы повесить на стене детской библиотеки, что бы это было?

Спасибо!

Линн

Я задумался. За прошедшие годы я успел многое сказать о книгах и о детях, а кое-кому удалось выразиться более метко и мудро, чем это вышло у меня. Наконец меня осенило, и вот что я ответил:

Вряд ли я стал бы развешивать цитаты, даже если бы мне дали испортить библиотечную стену. Думаю, я просто напомнил бы людям о том, как важны истории, ради которых пишутся книги. Я написал бы четыре слова, которые хочет услышать любой рассказчик. Слова, которые подтверждают — да, история интересная, и ее будут читать:

«…А что было потом?»

Эти слова произносят дети, когда, рассказывая, вы вдруг замолкаете. Услышав эти слова, рассказчик понимает, что слушателям не все равно.

Для многих из нас радость, которую приносит книга, — это радость полета не скованного реальностью воображения.

Из разговора с Элом Саррантонио я понял, что не только меня все больше раздражают жанровые ограничения. Почему категории, придуманные лишь для того, чтобы люди не терялись в книжных магазинах, стали определять, как и о чем следует писать? Например, я очень люблю слово «фэнтези» за безграничную свободу писательского воображения: это своего рода гигантская игровая комната, пределы которой определяет только наша фантазия. Но коммерческое фэнтези, хорошо это или плохо, как правило, влечется по старым колеям, проложенным еще Дж. Р. Р. Толкиеном и Р. Говардом [3] , оставляя позади целый мир невостребованных историй. И только фантастика подразумевает свободный полет воображения, выход за рамки жанра, — все то, что ищем мы с Элом.

Нам показалось, что фантастика может и должна быть способна на большее: высвечивать реальность, искажать ее, рядить в новые одежды или прятать. Показывать знакомый мир с такой стороны, будто вы никогда его толком не видели, не рассмотрели. Г. К. Честертон сравнивал произведения фантастики с поездкой в отпуск: самый главный момент — это возвращение, когда ты вдруг словно впервые видишь собственный дом.

Итак, мистер Саррантонио и я бросили клич, и к нам отовсюду устремились истории. Писатели приняли вызов, и мы очень скоро привыкли ожидать неожиданного.

Хм, а что было потом?..

Волшебство этого маленького заклинания заключается в том, что оно вызвало к жизни сотни миллионов слов, превратило людей, никогда не помышлявших о ремесле рассказчика, в сказочников, которые дадут фору самой Шехерезаде или Джозефу Джоркенсу из книг Дансени [4] . Стоит перелистнуть страницу, и начнется приключение.

Так перелистните ее. Там, на ступеньках, вас ждут…

Нил Гейман