Роковое совпадение

Меня нередко спрашивают, как часто я беру сюжеты для книг из жизни, и, принимая во внимание темы, которые поднимаю в своих романах, я отвечаю: «К счастью, нечасто». Однако создавать «Роковое совпадение» было особенно сложно. Я садилась завтракать со своими детьми и прислушивалась к разговорам, чтобы вложить их в уста маленького Натаниэля Фроста. Поэтому хочу поблагодарить Кайла, Джейка и Саманту не только за их шутки и смешные истории, но и за то, что они вдохнули жизнь в мою главную героиню — мать, готовую на все ради тех, кого она любит. Хочу поблагодарить научно-исследовательскую группу, занимавшуюся проблемами психиатрии: Берла Дэвисса, Дага Фейгена, Тию Хорнер и Яна Шейнера; своих экспертов-медиков: Дэвида Тоба и Элизабет Бегстон; Кэти Хеменвей — за глубокое понимание значения социальной работы; Кейти Дезмонд — за все, что связано с католичеством; Диану Уотсон — за то, что поделилась «страшилками» из детского сада; Криса Китинга и Джорджа

Уолдрона — за заблаговременно предоставленные ответы на юридические вопросы; Сидни Моррис — за то, что так быстро обработала рукопись; Оливию и Мэтта Личарди — за «козлов отпущения» и консультацию по вопросам переноса кислорода кровью. Также хотелось бы выразить благодарность Элизабет Мартин и ее брату, которые подсказали мне окончание романа; Лауре Гросс, Джейн Пиколт, Стиву Ивсу и Джоанн Мэпсон — за то, что прочли черновой вариант и были настолько любезны, что помогли мне сделать роман лучше. Джудит Курр и Карен Мендер дарят мне ощущение того, что я суперновая звезда в плеяде авторов издательства «Атрия». Поскольку моими ангелами-хранителями в редакционном отделе издательства «Атрия» являются Эмили Бестлер и Сара Брэнхем, я самая счастливая из ныне живущих писателей, а Камилла Макдаффи и Лаура Муллен — мои покровительницы в области рекламы — заслуживают волшебной палочки и короны, чтобы все увидели, какой магией они владеют. Я должна поблагодарить своего мужа, Тима Ванлира, который не только оказался кладезью информации об оружии, звездах и каменной кладке, но и баловал меня кофе и салатами и сглаживал все шероховатости, чтобы я вольна была заниматься любимым делом. И наконец, я хотела бы поблагодарить троих людей, которые внесли такой весомый вклад в подготовку книги, что трудно представить, что без них я вообще смогла бы что-нибудь написать: лейтенанта Фрэнка Морана, который заставил меня думать как детектива; Лизу Ширмейер, которая не только рассказала мне о ДНК, но мимоходом упоминала о таких удивительных медицинских случаях, что у меня начинало гудеть в голове; Дженнифер Стерник, окружного прокурора, которая целых четыре дня наговаривала мне подобные истории на диктофон и без которой роман «Роковое совпадение» просто не был бы написан.

Посвящается Джейку, самому смелому мальчику.

С любовью, мама

Когда чудовище наконец вошло в дверь, на нем была маска. Она не могла отвести от него взгляд, удивленная тем, что больше никто не видит, что скрывается под личиной. Оно оказалось соседом, поливающим свои форзиции. Посторонним, улыбающимся из другого угла лифта. Из тех людей, которые протягивают малышам руку, чтобы перевести их через дорогу. «Неужели вы ничего не видите? — хотелось ей закричать. — Неужели не понимаете?» Однако она продолжала сидеть на жестком стуле, послушно сложив руки на коленях, как школьница. Плечи расправлены, но в груди, сжимаясь, словно медуза, замерло сердце. Когда же она усилием воли заставила себя дышать? Мимо стола прокурора, перед судьей, к скамье, где сидел адвокат защиты, его сопровождали два пристава. Из угла донеслось шипение включенной телекамеры. Сцена была до боли знакома, но она поняла, что никогда не смотрела на все происходящее под таким углом. Когда угол зрения меняется, открывается совершенно иная перспектива. Правда покоилась у нее на коленях, тяжелая, как ребенок. Она должна это сделать. Осознание того, что надо во что бы то ни стало молчать, ударило по рукам и ногам, как виски. Впервые за несколько недель ее покинуло ощущение того, что она бредет во сне по дну океана и легкие горят, удерживая воздух, который она вдохнула перед погружением, — она бы вздохнула глубже, полнее, если бы знала, что ее ждет. В этом ужасном месте, глядя на этого ужасного человека, она вновь ощутила себя нормальной. И с этим ощущением пришли на удивление нормальные мысли: что она не вытерла после завтрака кухонный стол; что потерянная библиотечная книга завалилась за корзину с грязным бельем; что ей уже давно пора менять в машине масло (проехала на старом лишние полторы тысячи километров). Через пару секунд конвоирующие его приставы отойдут назад, чтобы дать ему возможность пообщаться с адвокатом наедине. Рука, которую она держала в сумочке, нащупала кожаную обложку чековой книжки, очки, помаду, покрытый крошками леденец «Лайфсейвер», выпавший из упаковки. Она нащупала то, что искала, и сжала в руке, с удивлением отметив, что оно идеально легло в ее руку, как ладонь мужа. Один шаг, второй, третий — и она уже рядом с чудовищем, чувствует его страх, видит черную кромку пиджака на фоне белоснежного ворота рубашки. Белое и черное — вот к чему все свелось. Секунду она недоумевает, почему ее никто не остановил. Почему никто не понял, что такая развязка неизбежна? Почему никто не предположил, что она придет сюда именно за этим? Даже те, кто хорошо ее знал, не стали хватать ее за руки, когда она встала с места. И тут она осознала, что на ней тоже маска, как и у чудовища. Она настолько хитро замаскировалась, настолько правдоподобно, что никто даже представить не мог, в кого она превратилась. Она почувствовала, как эта маска пошла трещинами, и, когда маска рассыпалась, подумала: «Ну и пусть все видят». Она понимала, когда приставляла пистолет к голове подсудимого, понимала, когда четыре раза без остановки стреляла в него, что в этот момент и сама бы себя не узнала.

Мы в лесу, лишь мы вдвоем. Я в своих лучших кроссовках. В тех, что с разноцветными шнурками и пожеванным задником — Мейсон сжевал его, еще будучи щенком. Его шаги больше моих, но ведь это игра — я пытаюсь прыгнуть в оставленный им след. Я лягушка. Кенгуру. Я волшебник. Звук моих шагов напоминает звук насыпаемых на завтрак хлопьев. Хруст.

— У меня болят ноги, — говорю я ей.

— Осталось совсем немножко.

— Я не хочу идти, — отвечаю я и сажусь прямо там.

Я не двигаюсь — остановилась и она. Она наклоняется и указывает пальцем, но деревья похожи на ноги высоких людей, которых я не вижу.

— Видишь? — спрашивает она.

Я качаю головой. Даже если бы я видел, все равно бы ей не признался. Она берет меня на руки и сажает себе на плечи.

— Пруд, — говорит она. — Видишь пруд?

Сидя у нее на плечах, я вижу. Это кусочек неба, лежащий на земле. Когда падают небеса, кто их возвращает на место?

Я всегда блистала в заключительной речи.

Безо всякой особенной предварительной подготовки я могу войти в зал суда, посмотреть в глаза присяжным и выдать речь, которая заставит их жаждать правосудия. Всякие недоделки бесят меня, я должна все подчистить, чтобы поставить точку и взяться за следующее дело. Мое начальство всем окружающим повторяет, что предпочитает брать на работу прокуроров, которые в прошлой жизни были официантами, а следовательно — умели жонглировать чем угодно. Но мне довелось работать в отделе упаковки подарков в фирменном магазине «Файлинс», чтобы оплатить обучение на юридическом факультете, и это дает о себе знать.

Сегодня на утро у меня назначены заключительное слушание по делу об изнасиловании и рассмотрение вопроса о дееспособности свидетеля. Днем назначена встреча со специалистом по ДНК по поводу пятна крови на боку разбитой машины — как оказалось, частички мозгового вещества не принадлежат ни пьяному водителю, обвиняемому в убийстве по неосторожности, ни погибшей в аварии пассажирке. Все эти мысли проносятся у меня в голове, когда в ванную заглядывает Калеб. Отражение его лица в зеркале напоминало луну.

— Как Натаниэль?

Я выключаю воду и укутываюсь в полотенце.

— Спит, — отвечаю я.

Калеб был в своем гараже, загружал грузовик. Он занимается каменной кладкой — выкладывает тропинки, камины, гранитные ступени, возводит каменные стены. От него пахнет зимой — этот запах приходит в Мэн во время созревания местных яблок. Его фланелевая рубашка в пыли, которой покрыты мешки с цементом.

— Температура есть? — спрашивает Калеб, моя руки.

— Он в порядке, — отвечаю я, хотя, если честно, еще не измеряла сыну температуру; я вообще сегодня утром его еще не видела.

Я просто надеюсь: если сильно чего-то захочу — это обязательно сбудется. На самом деле вчера вечером Натаниэль уже не был болен и температура у него не поднималась выше 37 °C. Он был сам на себя не похож, но одно это не являлось бы основанием для того, чтобы оставить его дома и не отправлять в детский сад, особенно в тот день, когда я должна присутствовать в суде. Каждая работающая мать оказывается между подобными Сциллой и Харибдой. Я не могу на сто процентов посвящать время дому из-за своей работы и не могу на сто процентов отдаться работе из-за домашних дел — поэтому живу в постоянном страхе таких моментов, как сегодня, когда одно противоречит другому.

— Я бы остался дома, но не могу отменить эту встречу. Фред договорился с клиентами, которые приедут уточнить детали, и мы все должны быть на высоте. — Калеб смотрит на часы и охает. — Если честно, я уже на десять минут опоздал. — Его рабочий день и начинается, и заканчивается рано, как и у большинства подрядчиков. А это означает, что забота о том, чтобы отвезти Натаниэля в сад, лежит на мне, в то время как в обязанности Калеба входит забрать его после занятий. Он обходит меня, берет бумажник и бейсболку. — Ты же не повезешь его в садик больного…