Последний выдох
Шрифт:
Теперь, кусая ногти в несущемся автобусе, она думала, живет ли до сих пор там этот старик и осталось ли в Южной Калифорнии место для таких людей.
Или для нее самой. И она, и тот старик с самодельным придорожным музеем были, по крайней мере, живы.
Когда страшный жар опалил левую руку человека, известного как Шерман Окс, он громко вскрикнул и упал на колени на пышный газон хрустальной травки, выросшей на тенистом пятачке возле перекрестка 10-й и 110-й автострад.
Промучившись несколько секунд, он все же сумел подняться и снова начать дышать, но его сердце тяжело колотилось, а левая рука, пусть ее больше не жгло огнем, оставалась горячей и непоколебимо указывала на юг. Правая ладонь и колени
Он сожрал это, – вяло подумал он. – Малец сожрал это, или оно его сожрало.
Но я сожру того, кто остался.
Он пришел сюда, чтобы проверить свои ловушки на призраков. В ту ловушку, которая находилась прямо перед ним, кто-то попался, но призрак, похоже, сбежал, когда он заорал. Шерман Окс решил оставить ловушку на прежнем месте – призрак через несколько часов вернется туда, а если не он, так другой появится. Ему случалось посадить в бутылку пять, а то и шесть призраков всего из одной ловушки.
Падая, он сбил ловушку, и теперь установил ее на прежнее место: картонную коробку с надписью от руки «И ГОРОДУ ДОРОГ ОГОРОД У ДОРОГИ». На других ловушках, расставленных им в этой тайной заводи, были другие надписи – «И НЕ ЛЕЗ ЗЕБРАМ ОМАР БЕЗ ЗЕЛЕНИ» и «МОДА – ЗАЧАЛ, ПЛАЧА ЗАДОМ», – и рассыпал кусочки пазлов на участках голой земли. Более простые известные палиндромы, вроде «ГОЛОД ДОЛОГ», не привлекают внимания эфемерных призраков, а более тяжелые предметы, например осколки тарелок, похоже, слишком тяжелы для их эктоплазматических мышц, зато палиндромы про огород у дороги, омара без зелени и странное зачатие гипнотизировали их на несколько часов, а то и дней, заставляя читать фразы с начала и с конца, ну, и еще больше времени они тратили на сборку пазлов.
Настоящие, живые бездомные люди редко появлялись здесь, так как знали, что на этом изолированном клочке зелени обретаются привидения, и поэтому он время от времени бросал здесь, среди россыпи пазлов, пригоршню мелких монет – такая штука могла бы, пожалуй, занять призраков хоть до конца света, поскольку они испытывают неодолимую потребность не только собрать пазлы, но также пересчитать и сложить в стопочки монеты, но, по-видимому, с кратковременной памятью у них было плохо, так как они все время сбивались со счета и вынуждены были начинать заново. Случалось, что, когда он приходил туда со стеклянными флаконами, призраки едва уловимыми голосами просили его помочь сосчитать монеты.
После чего ему оставалось лишь сажать их в склянки и плотно затыкать пробками. (Это было очень неудобно делать одной правой рукой, но иногда ему казалось, что ему и впрямь удается подгонять их отсутствующей левой.) Он всегда знал, что сосуды должны быть стеклянными – призракам необходимо выглядывать наружу, пусть даже снаружи всего лишь подкладка кармана, иначе они начинают быстро гнить в своем хранилище и превращаются в яд.
Он расставил самодельные ловушки по всему городу. Во владениях Управления общественного транспорта под Санта-Моника-фривей призраки предпочитали забираться в салоны ржавых автобусов через двери с выдранными створками и просто располагались на сиденьях, вероятно, ожидая прихода водителя, который отвез бы их куда-нибудь; они также часто болтались около отключенных телефонов-автоматов, как будто ожидали звонка, а случалось, что достаточно было нарисовать на растрескавшемся бетоне пустой автостоянки большую мишень, и они собирались туда, не исключено, что для того, чтобы посмотреть, какой же снаряд рано или поздно ударит в эту цель. Новенькие частенько застревали даже в паутине.
Ему случалось заполнять так много флаконов, что они даже не помещались в его нычки, и излишки приходилось продавать. Торговцы
Цилиндры обычно называли дымками или сигарами – по жаргону легко было узнать приверженцев старомодной методики, которые приманивали призраков запахом ароматного трубочного табака или сигар с цветочной отдушкой, а потом вдыхали распавшийся объект с табачным дымом. «Пыхни мистером Никотином и вкуси настоящей крепости». Гурманы очень высоко ценили этот способ, но в последнее время борцы за здоровый образ жизни поставили табак чуть ли не вне закона. Теперь самой популярной средой для смешивания стал веселящий газ, хотя общественное мнение сходилось на том, что понюшка сделалась менее «удобоваримой», колкой из-за неизмельченных воспоминаний.
Шерман Окс предпочитал призраки свежими и цельными – не очищенными в чаше трубки или на кончике сигары, не сдобренными холодком закиси азота, – он любил потреблять их в натуральном виде, как живые устрицы.
А сейчас он открыл рот и медленно выдохнул весь воздух из легких, прислушиваясь к слабому рокоту всех призраков, которых он сожрал за годы, нет, за десятилетия.
«Кости-экспресс», все фрактализированные троицы мистера Никотина.
Слева от него безликими плоскими силуэтами, среди которых все же можно было различить старое здание мэрии, «Секьюрити-банк» и Арко-тауэрс, на фоне темнеющего неба, окрашенного вернувшимся смогом, возвышались небоскребы делового центра города. Однако здесь, на островке автострады, прохладный вечерний бриз почему-то все еще доносил, вместе с ароматами жасмина и растоптанной хрустальной травки, запах разогретого за день в пустыне шалфея.
Его легкие опустели.
И тогда Шерман Окс глубоко вздохнул – но пацан находился слишком далеко. По-видимому, таратайка садовника все еще ехала куда-то; жаль, что он не записал номер. Но левая рука, все еще неприятно теплая, по крайней мере, указывала на ближайшую петлю, которую заложил на своем пути убегающий мальчишка. На западе отсюда.
Настоящей руки из плоти и крови не было – не было уже давно, как он мог судить по гладкой, без признаков воспаления рубцовой ткани, покрывавшей культю плеча. Утрата конечности была, несомненно, трагическим событием, но это случилось так давно в прежней жизни, о которой он имел смутное представление лишь из невнятных и бесполезных обрывков воспоминаний. Он не мог даже вспомнить, какое имя он носил прежде; Шерманом Оксом он назвался лишь потому, что находился в этом районе Лос-Анджелеса, когда к нему вернулось сознание.
Но он продолжал чувствовать левую руку. Случалось, что фантомная кисть так сильно сжималась в кулак, что воображаемые мышцы перехватывала болезненная судорога, а порой рука ощущалась холодной и мокрой. Зато, когда неподалеку кто-нибудь умирал, он чувствовал прикосновение тепла, как будто кто-то стряхнул на фантомную кожу пепел с сигареты, а если призрак оказывался в ловушке, застряв в чем-то или на чем-то, фантомная рука теплела и указывала туда.
И пусть руки на самом деле не было, Шерману Оксу всегда было неудобно проходить через двери или по проходам автобусов, когда фантомная конечность поднималась, указывая направление. В других обстоятельствах отсутствующая рука могла целыми сутками подряд ощущаться как прижатая к груди, и ему приходилось спать на спине, чего он терпеть не мог, так как всегда начинал храпеть и просыпался от собственного храпа.