Последний выключает свет
Шрифт:
– Дров наколешь. Завтра, – Ганька вынесла спасительный стакан. – И не обмани.
– Ты меня знаешь, – Руслан быстро выпил. – Приду. – Он тряхнул головой, сбивая тошнотворный вкус самогона. Коротко затянулся. – Сказал, приду – значит, приду. – Показалось, что в глазах старухи застыло недоверие.
– Понятно, придешь. Выпить захочешь – придешь. Только как у Виктора отпросишься? Ты ж у него в парабках?
– На час вырвусь.
– Бросил бы пить. Не выдюжишь, – в голосе Ганьки проскользнула непривычная жалость. – Нормальный же мужик. Мог бы быть. – Последние слова она добавила чуть тише, но Руслан расслышал.
– Какая разница какой? В этой дыре один черт: что живой, что уже помер. Пьяным не так страшно.
Он ушел, не дожидаясь ответа. Настроение сразу стало лучше, и хотелось продолжения, но увы, ночных клубов здесь тоже не было. «Мда, «кровавой мэри» ждать неоткуда, шоу не будет, и девчонок, веселых и безотказных, не намечается. Придется спать», –
Серый сруб, еще крепкий, с облезлой краской на окнах. Крыша вроде и хиленькая, но не подтекала, что уже было замечательно, заросший двор и огород, в котором Руслан, кажется, не был ни разу с момента появления в деревне. Стол, два грубых табурета, покосившийся шкаф и кровать у печи – вот и вся мебель, впрочем, ему вполне хватало и этого. Передняя, или зал в привычном понимании, представляла собой абсолютно пустую комнату. Прежние хозяева вывезли все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Старый чугун, чайник, пара металлических тарелок, литровая металлическая кружка, нож и ложка – весь столовый набор был свален на столе и покрылся слоем пыли.
Разулся у кровати и лег, не снимая свитер, не расстилая постель, даже не поправив покрывало. Большая сумка вещей валялась в шкафу, и кажется, там была зимняя одежда, смена белья, кажется, даже второй комплект постельного – не важно. Оно, в принципе, не имело значения, да и незачем эти ненужные телодвижения. Руслан лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок, когда-то побеленный, а теперь потрескавшийся, отражающий мутные блики полной луны.
«Сколько я здесь? Месяц? Пять? Черт, кажется вечность? А деньги где? Вроде должен был спрятать? Или нет? Пропил, наверное. Точно пропил. Неужели все? А сколько их было? Черт, не помню», – Руслан рассматривал потолок и перебирал в памяти события, вроде бы важные, но реальность замылилась, превратившись в странный, липкий и противный сон. Казалось, что вот-вот он должен взлететь, «но не вверх, а вниз», как пел Макаревич. «Или сплю? Проснусь, и все в порядке», – с этой мыслью открыть глаза в старой жизни он засыпал не раз, но просыпался здесь же: в грязной постели, пустом, холодном доме, одетый, с тошнотой, головной болью и жаждой. Нескончаемой, злой, отвратительной жаждой, которую нельзя утолить у колодца. Саркастическая улыбка проползла по губам; непроизвольно отмахнулся, пытаясь сбросить нахлынувшее воспоминание, но картинка далекого прошлого возникала в воображении всегда с этого места, и отделаться от наваждения не получалось.
В модном дорогом костюме, обязательном галстуке и дежурной улыбкой он шел по коридору горисполкома. Три часа он назад, он, Баринов Руслан Владимирович, стал самым молодым начальником управления торговли и услуг. Он всегда знал, что будет начальником. Не важно каким, не важно где, но точно знал, что он им будет. Его любили, завидовали, ненавидели, но никогда не были безразличны. Он всегда был лидером, никогда не боялся быть на виду и без робости входил в любой кабинет. Он умел быть жестоким, умел нравиться руководству, умел вовремя улыбнуться, вовремя сказать то, что хотят услышать и промолчать там, где это нужно. Он всегда знал, что от него ждут, он интуитивно все чувствовал, он любил систему и точно знал, что он предназначен для жизни в администрации города. Или области. Не важно. Чем выше – тем лучше. Это начало. Это первые ступени, и все по плану. Он всегда жил по плану.
– Мама, я уезжаю. Пока аттестат отличный, нужно без экзаменов в колледж. Там красный диплом и университет, – в пятнадцать лет он нашел единственный вариант, который не требовал знаний и гарантировал городскую прописку.
Пятитысячный поселок городского типа никак не мог стать пределом его мечтаний. И уж конечно, Руслан понимал, что его знаний явно недостаточно. Нет, здесь ему равных не было, но там, где еще никто не знает его талантов, и нужно время проявить лучшие черты, придется начинать все сначала. Никто не знал, когда он спал, и никто не видел его склонившегося над учебником. Никто не мог списать так феноменально, нагло и спокойно. Его побаивались, перешептывались за спиной, что стучит он на всех, что доверять Баринову не стоит, и что продаст он за тридцать серебренников и отца родного. А что он? Он переживал. Он и хотел бы быть принципиальным, и хотел бы вести честный бой, но времена рыцарей прошли, а значит, он станет лучшим там, где победитель выясняется в подковерной игре. Потом он станет честным. Он будет справедливым, он ненавидит подхалимов и приспособленцев, он должен стать профессионалом и войти в историю. Его именем должны назвать школу в их захолустье и улицу здесь, в столице. Он ненавидел себя, ненавидел мир, ненавидел мажоров, которым досталось все то, ради чего ему нужно стелиться и заискивать. А сейчас… Сейчас он будет пользоваться тем, что дала природа: красота, ум и умение находить выход там, где не сможет найти никто. «Задача решается только тогда, когда ты уверен, что ее можно решить», – он понял это в тринадцать. В возрасте, когда его друзья и думать не могли о подобном. А в пятнадцать он прочел статью о израильском моссаде и стратегии их поведения в кругу врагов. Дословная суть не имела значения, но смысл сводился к тому, что для спасения жизни, когда ты в плену, хороши все методы, и нет ничего, что нельзя делать. «А ведь я в плену. В плену нищеты, бесперспективности и прозябания. А значит, цель одна, и вариантов нет – нужно спастись», – с той минуты вся жизнь была подчинена одной цели – выбиться наверх. И уже ничего не могло его остановить.
Она была не очень, если сказать мягко: пухленькая, при условии, что килограмм тридцать лишнего веса можно считать парой лишних кило, и с потрясающим для такой комплекции ростом – метр шестьдесят на самом высоком каблуке. Крупный нос, чуть выпирающая вперед нижняя челюсть, а по одежке ее лучше было не встречать вообще, но вот дальше… Отличница, оптимистка и… дочка первого заместителя председателя горисполкома. Последний факт делал ее почти красавицей, и вполне естественно, что оптимизм ей дал именно сам факт наличия такого папаши. Собственно, похоже, в папашу влюбился и он сам. Точнее, не в него самого, а в те возможности, которые открывались ему, зятю, пусть и не самому любимому. «Это дети не выбирают родителей, а вот выбрать тестя очень даже реально», – сказал сам себе Руслан, когда узнал родословную избранницы. Он был на третьем курсе, когда судьба подбросила ему этот вариант, почти беспроигрышный и до смешного простой. Над ним смеялись, злорадствовали, только ленивый не прошелся по его моральным принципам, и один бог знает, что нашептали Верунчику, влюбившейся в него без памяти. Но ей было все равно, а ему и подавно. Оставалась одна, но самая большая проблема – папа. Уж ему по ушам не проехать, а спортивная фигура и красота голливудского актера были по барабану.
– Девочка моя, – Руслан скорбно отбросил прядь со лба и сделал лицо, готовое расплакаться и даже показалось, что уронить слезу совсем не сложно. – Боюсь, нам придется набраться терпения. – Они лежали в ее постели, когда родители свалили на дачу, оставив квартиру на попечение любимой доченьки.
– Почему? Разве нам что-то может помешать? – Вера испуганно подскочила и уселась перед ним, голая и, как оказалось, больше смешная, чем возбуждающая.
– Неужели, не понимаешь? И как я приду просить твоей руки? «Вот он я, нищий, студент из общаги, который обязательно докажет, что с ним ваша дочь будет, как за каменной стеной, что я сделаю ее счастливой, но потом, потому что сейчас я доучусь, потом пойду работать, потом сделаю карьеру. И поверьте, я смогу, но потом», – так что ли? – Руслан покачал головой, обреченно и даже представил, как сейчас выглядит со стороны: чуть напряг мышцы груди, опустил глаза, отвернулся, словно что-то заметив на стене. Он знал, что профиль именно в этом ракурсе смотрится отлично.
Точнее, ему сказала об этом бывшая пассия. Ирочка была действительно красавица, и фигура у нее такая, аж шею свернешь, когда мимо пройдет, и вот с ней роман был реально крутой. Да что в нем толку? Он с общаги, она с общаги, и светит им общага.
– Не вариант, – Ирочка оценила перспективы их совместного будущего. – Любовники мы офигенные, но жить в нищете не катит.
– Согласен, – Руслан кивнул. – С шалашом горячиться не стоит.
Конечно, расставаться было и обидно, и даже больно, но что ж делать: люди они уже взрослые, и нужно думать о будущем. И в чем-то они с Ирой были похожи: может, в легком цинизме, а может, просто тянулись друг к другу в силу общих ценностей и понимании, что не боятся быть собой только наедине. Они знали, что хотят, знали, что у них есть и, как минимум, догадывались, где скрывается тот единственный шанс. Пару месяцев спустя он видел Иру в компании какого-то мажора, выпендрежного и пафосного. Кольнула ревность, мысленно сравнил себя с этим жеребцом, усмехнулся: он лучше, но толку с этого немного. Деньги – вот что имеет значение. А потому сейчас он никто.
Но тот роман остался в прошлом, а сейчас Руслан разыгрывал дешевый спектакль, где наивная Верунчик уже включила режим борьбы за свою любовь. Шансов у родителей в этой схватке не было, и Руслан мысленно поздравил себя с очередной победой.
– Я никому тебя не отдам. Знаешь, если они тебя не примут, мы убежим. Куда хочешь. А хочешь, уедем к тебе в деревню. Я всему научусь, и мы будем вместе. И у нас будет два мальчика и две девочки. Правда? – Верочка эмоционально размахивала руками, и Руслан даже прикрыл глаза, скорее, чтобы не рассмеяться.
«Дура. Я оттуда свалил и появляться не хочу. Придумала, вернуться в деревню. Она даже не понимает, что возвращаются полные неудачники. Стать посмешищем! Ага! Лучше утопиться, чем обратно. Всю оставшуюся жизнь пальцем тыкать будут: «Вон наш умник пошел. Звездный мальчик вернулся на землю». Хрен я им такое удовольствие доставлю. Заеду как-нибудь, на крутой тачке. Пусть подавятся. Неудачники», – но, понятно, говорить это Вере было категорически нельзя.
– Конечно. Я никому тебя не отдам. И я докажу, что стою чего-то в этой жизни. Мы и сами все сможем, – Руслан притянул девушку к себе.