Последний выключает свет
Шрифт:
Он знал, что ему всегда завидовали. Наверное, и завидовать было нечему. Виктор был мужиком зажиточным, и заработать мог всегда. Молоко продаст, свиней, картошку, каждые выходные на рынке в районе стояли с Лизой. И сам он, в университете, и половины, наверное, от доходов Виктора не имел. Но зато Денис учился, работу в Германии нашел, устроился. И если не говорить, что денег нет, то оно все и хорошо получается. Кто кому должен был завидовать, сейчас было не очень понятно. У них здесь все размеренно, организовано и строго по плану. «И дети рядом, и внуки досмотрены, и Тарас председателем станет. А что там у меня?», – Гурвиц опустил глаза в пол,
– Нормально все. Не хочет сюда ехать. Устроился, работает, – «Собственно, и не соврал ведь», – но об этом подумал уже про себя.
Разговор за столом поначалу вертелся вокруг детей, домашних забот, погоде, но выпив еще рюмку, Виктор не удержался:
– А што там горад? Бузит? Зноу гэтыя западники лезуть са сваим уставам? Баламутят, а негодники и рады: атрымали свае грошы и давай стараться. Работать няма каму, усе на митингах. Што им там патрэбна? Усе ведь добра!
– Понятия не имею, – Гурвиц понимал настроения деревни, и какие новости здесь смотрят знал хорошо, а потому и говорить было не о чем.
– Не, вот ты скажы, – Виктор не отставал, – ты за каго?
– Ни за кого. Я не лезу в политику, – рассказывать о том, что его политическая карьера была скоротечна и закончилась не начавшись, не хотелось.
Наверное, Виктор не отстал бы так просто, но раздался стук в окно, и Лиза, толкнув мужа, прошипела:
– Руслан. Иди, дай яму, – она вытащила из-под кровати поллитровую бутылку самогона, налила стакан, завернула в газету хлеб, сало, пару огурцов и три картофелины. – И скажи, чтоб, пока не стемнело, свиньям поменял. Завтра работы много с утра. Некогда будет.
Виктор взял собранный ужин и вышел, а Лиза, обернувшись к гостю, добавила:
– Работник наш. Живе с полгода у дярэуне. Не местны, вот и повадился памагать. А нам што? Нам лишние руки не памяшають. Багата работы. Не за так. Харчуется у нас.
– Понятно, – Гурвиц кивнул.
«И такая жизнь бывает. Стакан самогона, немного еды – вот и вся плата. Впрочем, и ответственности никакой. Такой он и работник», – вдруг стало немного стыдно, когда на миг представил себя в такой же роли.
– Но малый спрауны. И быстры, и талковы. Пье, правда, занадта, – Лиза, словно прочла его мысли. – А паглядзеть, так и не дурак. Кали б б не пиу, можа, и толк быу бы. Ще и парад уходам зайде стакан выпить. На ноч. Да сигарет узять. Усим жить трэба.
К чему она сказала последнюю фразу, Гурвиц не очень понял. Наверное, и сама понимала, что нашла дешевую рабочую силу, а потому и рада была, что пьет этот Руслан. И что поди поищи помощника, а так вот: всегда под рукой.
С Виктором вернулась и Лена.
– Ой, дядь Миша, – она радостно подбежала, обняла и чмокнула в щеку. – Как вы к нам забрели? Столько лет прошло. Я так рада.
– И я рад. Не ожидал, что домой вернешься.
– Да я и сама не ожидала, – Лена рассмеялась. – Придется теперь предкам со мной уживаться. Не бойтесь, – она заметила осуждающий взгляд мамы. – Недолго. Перышки подчищу, восстановлюсь и снова в бой.
Виктор лишь покачал головой. Характер у Лены был еще тот, и Гурвиц хорошо знал девушку. Яркая, черненькая, острая на язык – ухажеры ходили за ней толпами. Заниматься учебой у нее времени не было: кружки, КВН, староста потока – общественной работой она занималась с удовольствием, за что преподаватели закрывали глаза на пробелы в образовании. А с теми, кто не смог оценить красоту и активную жизненную позицию девушки, разбирался Гурвиц, используя свои связи и авторитет. Наверное, он когда-то мечтал о дочке, а потому и помогал с удовольствием, взяв шефство над нерадивой племянницей, пусть и двоюродной. Потому и удивился сейчас, увидев ее в деревне. Уж что-что, а ожидать, что вернется она домой, было невозможно.
А вечером, когда он расслабленно сидел на диване, слушая рассказ Виктора об урожае и планах на будущее, медленно, без стука отворилась дверь, и вошел мужчина. Гурвиц догадался, что это и есть тот самый Руслан. Лиза налила ему стакан самогона, который тот выпил залпом. Чуть постоял, прикрыв глаза. Взял протянутую пачку сигарет и завернутый в газетную бумагу ужин и ушел, не сказав ни слова.
– Он немой? – Гурвиц обернулся к Виктору.
– Не. Нармальны.
– Обиженный на судьбу, – Лена сидела в сторонке и, казалось, не проявляла никакого интереса ни к гостю, ни к их разговору.
– А сколько ему? – странно знакомое лицо не давало Гурвицу покоя.
– Да хто его ведае, – Лиза копошилась на кухне, прислушиваясь к их разговору. – Можа, трыццать. Оно ж не пойми разбери по нем.
– И похож…
– На Джека-воробья, прямо истинный пират, – Лена не дала договорить. – Он злится, когда ему об этом говорят. А ведь мог бы быть красавчик.
За припухшими глазами, трехдневной небритостью и торчащими во все стороны волосами рассмотреть Джонни Деппа было очень непросто, но Гурвиц признал, что некоторое сходство вполне могло быть.
– Добра, вставать завтра рано. Будзем укладацца, – Виктор встал, показывая, что вечер завершен.
Гурвиц вышел на улицу. Спать не хотелось, тишина казалась невероятной, а от калитки вдруг потянуло запахом сигарет. И этот дым неожиданно оживил в памяти что-то забытое, по-юношески задорное. Это был вкус той поры, когда не думал о здоровье, когда жизнь была впереди, а сил оставалось еще слишком много, чтобы их экономить. Переборов стеснение, Гурвиц вышел на улицу. На скамейке, прикрыв глаза и погрузившись в легкую дрему, сидел уже знакомый мужчина.
– Друг, угости покурить, – просить было стыдно, но ощутить этот вкус, почувствовать легкое головокружение и расслабиться хотелось просто невероятно.
Незнакомец молча протянул сигарету.
Глава 2. Руслан
Вышел за калитку, закурил, прислушался к ощущениям: «Не самогон, а дерьмо. Вонючее пойло, а градуса почти и нет. Коза старая. Норовит на всем сэкономить», – впрочем, чуть погодя, в голове закружило и он, спрятав в карман ужин, неспешно двинулся к дому. Выпить хотелось страшно, но здесь и сейчас, это было почти невозможно. «Может, Ганька даст, – он на миг остановился. – А я ей дров наколю потом. Или что еще сделаю. Неважно. За спрос не бьют в нос». Нос сразу зачесался, и очень хотелось верить, что сегодня еще нальют, тем более и получить здесь было не от кого. Ускорился, теперь появилась цель, а значит, на вечер могут быть планы. «Ни ночника, ни ресторана. Занесло, так уж занесло», – он зло прошептал, почти про себя слова, которые приходили на ум почти каждый вечер. Оставался последний шанс, что Ганьке нужна мужская сила, и тогда не откажет. «Не нальет, пусть и забудет, как звать меня. Пальцем не шевельну помочь когда», – он мысленно разжигал себя, набираясь храбрости, и страшно боялся униженно просить, выклянчивая хоть пятьдесят грамм, для здоровья.