Последний выстрел Странника
Шрифт:
Я больше не терял сознание. Более того, я помаленьку, потихоньку приходил в себя.
Но лучше бы я и дальше валялся в отключке.
Ибо то, что происходило вокруг меня, мне очень, очень не нравилось.
Происходящее здесь и сейчас уж точно не сулило лично мне ничего хорошего, одни только неприятности. И это еще мягко сказано.
Прошло около трети часа. Я по-прежнему лежу на полу, лицом вниз, подбородок на сцепленных руках, большие
Это определенно не моя кровь…
А в том, что это кровь, а не кетчуп или томатный сок, я не сомневался: хотя я не мясник, не хирург и не патологоанатом, то, как выглядит, как пахнет, как воспринимается органами осязания человеческая кровь, я знаю.
И знаю я это не понаслышке.
Яркий свет режет мне глаза. Помимо того, что в спаленке включен электрический свет, еще и какой-то хрен, присев на корточки, светит мне в лицо своим мощным фонарем.
Слышны звуки шагов; то и дело звучат громкие или, наоборот, приглушенные команды на английском и на тайском.
Как минимум один из ворвавшейся к нам в домик компании снимает происходящее на камеру. Производит полицейскую съемку, или как там у них это называется, у легавых.
Да, определенно дело происходит в нашем бунгало на берегу небольшой бухты, укрытой, как и дикий пляж, от любопытных глаз невысокой горной складкой, смахивающей на заячью губу.
Но как, хотелось бы знать, я здесь оказался? Вернее, не я один, а мы, поскольку Ника тоже здесь – ее несколько минут назад вывели из спальни в гостиную…
С трудом подавил желание громко, смачно матюгнуться. Терпеть не могу разгадывать такого рода головоломки.
Когда я все ж попытался найти ответы на теснящиеся у меня в мозгу вопросы или же выдвинуть версию, объясняющую хоть в какой-то степени весь этот бедлам, у меня вновь адски разболелась голова.
– Поднимите этого! – скомандовал на английском человечек невысокого росточка в полицейской форме. – И ведите его в гостиную!
Двое крепких мужиков в полицейских тужурках и масках помогли мне подняться с пола. Свет фонаря больше не слепил мне глаза, поэтому я кое-что успел разглядеть. Не многое – мне не дают времени оглядеться. Но и того, что я увидел, достаточно, чтобы осознать, что я попал, и попал круто.
Постель смята; простыня пестрит бурыми пятнами. На прикроватной тумбочке, с той стороны, где я обычно сплю, а именно ближе к окну, выходящему на противоположную от бухты сторону, лежит надорванная упаковка пластиковых одноразовых шприцев. А также резиновый жгут, нащипанная в комки вата и флакон с какой-то жидкостью.
Именно туда, на кровать, на эту тумбочку со шприцами, направлена камера одного из полицейских. Он производит съемку, медленно перемещаясь по дуге от двери к окну, так, чтобы надежно зафиксировать на камеру все детали обстановки, вплоть до самых мелких. Например, шприц с надвинутым на иглу колпачком, который валяется на полу у кровати… И еще два шприца, которые лежат на полу у окна, – их он тоже отснял.
– Чего застыл! – прошипел один из двух сотрудников, опекавших меня. – А ну двигай!!
Держа цепко под локотки – как клещами сдавили, наверняка останутся синяки, – полицейские препроводили задержанного, то есть меня, через открытую внутреннюю дверь в гостиную.
Первым, кого я здесь увидел, вернее, выделил среди присутствующих тут персон, была моя Ника. Она сидит на кушетке в противоположном от входа углу. На ней те же голубенькие шортики и топ, в которых она, прихватив накидку, вышла из дому вместе со мной и тайкой Сью.
На ее левой руке закреплен браслет наручников; тонкая цепочка соединяет его с другим браслетом, который защелкнут на широком запястье сидящего рядом с ней полицейского сотрудника в маске.
На правой скуле Ники то ли синяк, то ли пятно крови. Еще несколько пятен или брызг бурого цвета разной величины и формы видны на одежде, на ее обнаженных руках. У нее очень бледное лицо; взгляд отрешен, мысли витают где-то вдалеке от сего мира.
Соломенные волосы Ники, волосы, которые пахнут одновременно медом и мятой, волосы, которые я так любил гладить и целовать, сейчас растрепаны, всклокочены. Местами они слиплись так, словно она побывала под дождем или вышла из душа и не успела их высушить и расчесать.
– Ника, как себя чувствуешь? – чужим скрипучим голосом спросил я. – С тобой все в порядке?
Она повернула голову на голос, посмотрела на меня замутненным взглядом; как-то неуверенно и даже робко кивнула.
И тут же последовал окрик – «не разговаривать!»
Меня подвели к барной стойке, разделяющей, условно, конечно, гостиную на две части. Невысокий плотный человечек в форме офицера полиции, тот самый, что потребовал сопроводить меня в гостиную, устроившись на табурете, изучал наши с Никой документы.
Поскольку он ничего не говорил, но лишь пялился в наши паспорта, то и я помалкивал. А заодно, раз уж возникла пауза, пытался понять, как мы вообще здесь оказались, в бунгало, я и Ника, откуда здесь взялись следы крови и почему у меня так трещит голова.
В какой-то момент я обратил внимание на наручные часы на коричневатом кожаном ремешке, облегающие запястье того, кто держит меня с левой стороны. Манжета камуфляжной куртки чуть подернулась вверх, открывая запястье и эти наручные часы. Seiko с механическим циферблатом – наверняка местная или китайская штамповка…