Последний вздох
Шрифт:
Василий лает что-то суровое Дениэлу.
Я сглатываю, пытаясь представить, как его окружает куча наемников. Как он идет в то место внизу, будто голый и уязвимый. Но там соединяются два человека: сестра Дениэла и хакер. Дениэл сказал, что там, где мы найдем хакера, будет и Наоми. Не могу перестать думать об этом. Возможно, она страдает от того же, что пережила я. Хадсон любит их ломать. Я пытаюсь представить почти такую же девушку, как Дениэл, но сломленную. И вдруг приходит спокойствие.
— Я смогу это сделать.
—
— Нет, Дениэл. Я сказала, что пойду с тобой. Я должна с этим справиться. Не буду стоять в стороне, обещаю.
Он сжимает челюсть. Могу сказать, что ему это не нравится. Мы будем уязвимы. И если что-то случится, нам останется только надеяться на их милосердие. Но если они попытаются избавиться от нас, нам конец.
Но я доверяю Дениэлу, поэтому вымучиваю дрожащую улыбку.
— Сделаем это.
Глава 21
Дениэл
— Там нет входа.
Тревога Рэйган повторяет мое внутреннее состояние разочарования. Это знак. Если вы верите в знаки, предупреждения и символы, то отсутствие очевидного входа в Слезы Бога, явный знак. Я провожу рукой по бетонным стенам и гофрированным металлическим ограждениям, которые стоят именно там, куда упирается асфальтированная дорога, а значит, должен быть вход.
— Что ты вообще знаешь об этой группе?
Я поворачиваюсь к Петровичу.
Он стоит немного обособленно, уперев руки в бока, и смотрит вверх, будто статуя Христа-Искупителя сойдет со своего холма и разведет для нас это металлическое море.
— Они люди своего слова, — отвечает он, указывая на надпись на португальском языке над воротами.
— Что это значит? — спрашивает Рэйган.
— Откровение 21:4 – это писание, — и я читаю вслух. — И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет, ибо прежнее прошло.
— Звучит неплохо. Могло быть и лучше, если бы не кинжал, прорывающий конец, — криво усмехается Рэйган.
Я тоже усмехаюсь. Это моя девочка. Вытащив пистолет, я указываю на кинжал.
— Что ты делаешь? — шипит Рэйган.
— Пытаюсь хоть как-то привлечь их внимание.
И прежде чем успеваю выстрелить, в стене появляется дверь, а в ней большая неуклюжая фигура. У него неопределенная национальность, что вероятно, делает его истинным бразильцем. Коренные бразильцы – это сплав различных национальностей: американской, африканской и азиатской в восхитительном сочетании. Единственное, что можно точно сказать о нем – это его размер, он огромный. И ещё оружие. На его груди, как подтяжки, перекинуты пулеметные ленты. На руках кожаные наручники с выдвижными ножами. Автомат перекинут на спину, а на поясе полная амуниция боеприпасов и ножей.
В утопии четко соблюдается военное законодательство.
Но это означает только
— Мы здесь, чтобы увидеть Лезвие Ножа.
— Выкладывай свое дело.
Он скрещивает руки на груди, поправляя ножи в мою сторону. Я быстро просчитываю в уме, что смогу вытащить нож и прижать к его груди примерно за десять секунд, то есть клинок достаточно длинный. Чувствую, как позади меня приближается маленькая фигура Рэйган.
— Мы здесь, чтобы совершить сделку.
— Мы не торгуем плотью, — рычит он.
Меня озаряет. Он думает, что мы здесь для того, чтобы продать Рэйган или обменять её. Я тяну её в сторону.
— Нет, она со мной. Мой русский приятель покажет деньги в обмен на информацию и кое-какие услуги.
Мне не хочется, чтобы охранник нервничал, когда Петрович полезет в карман своего костюма.
Петрович вручает охраннику деньги, который их даже не считая, взвешивает, будто сможет понять, сколько там денег на вес. Может, нам следовало принести золото. Не говоря ни слова, он исчезает внутри и закрывает дверь.
— Хорошие у тебя друзья, Петрович, — фыркнул я.
— Я же общаюсь с тобой, не так ли? — возражает он.
Рэйган задыхается в полуистерическом хихиканье.
Прошло минута. А может, и пять. Я перехожу улицу и сажусь на обочину. Мы не уйдем, пока не переговорим с главным. Петрович стоит у двери, как солдат, ожидающий приказа.
— Он очень странный, — замечает Рэйган.
— Ага.
— Он будто и правда хотел, чтобы я его избила.
— Ага.
— А все твои друзья такие долбанутые?
— Ага.
Девушка молчит некоторое время.
— Наверное, я понимаю, почему тебе нравлюсь.
Это заставляет меня улыбнуться.
— Боец, ты не так испорчена, как те люди, которых я знаю. Ты, как образец контроля в полном сумасшествия мире.
— Ты не всегда был частью этого мира, — она указывает на фавелы.
Опираясь на локти, я поднимаю лицо к небу. Солнце здесь теплее и жарче. Его лучи прикасаются к тебе, как рука. Если бы не похищение моей сестры и угрюмый русский человек, стоящий в пяти метрах от меня, я мог бы притвориться, что лежу на пляже и потягиваю фруктовый коктейль с зонтиком рядом с Рэйган, одетой в бикини и обмазанной маслом.
— Ты знаешь, почему плохие парни всегда выигрывают?
— Нет.
Её голос такой же унылый, как мой вид при наблюдении за соединением Хадсона.
— Потому что они живут в этих грёбаных соединениях. Когда я здесь закончу, то куплю собственный чёртов остров. Где я, ты и моя сестра будем жить, и попивать фруктовые коктейли с маленькими зонтиками. Я пожарю несколько стейков, а потом мы пойдем в дом и будем заниматься любовью под серенады Марвина Гайя.
— Мне нравится, что ты много думал об этом.