Последний взгляд Марены
Шрифт:
Что тогда будет, Младина не знала, но, в конце концов открыв глаза, сама себя не узнавала и не понимала. Очнувшись, она в изнеможении падала на прохладную весеннюю землю, едва прикрытую первой травой. Эти полеты утомляли и одновременно наполняли мощью; можно сказать, что ей не хватало сил, чтобы вместить и вынести свои новые силы. Ее одевало то жаром, то ознобом, давила усталость и притом возбуждение, и она уже другими, обычными человеческими глазами смотрела в небо, пытаясь понять, что же так тянет ее туда. Казалось, там, за облаками, ждет ее кто-то, с кем она очень хочет свидеться, невыносимо хочет. И он придет. Все существо ее томилось ожиданием встречи, но она понятия не имела, кто же это должен
И собственное тело казалось ей чужим, слишком маленьким, слишком тесным. Ее считали красивой, хотя на родную сестру Веснояру Младина совершенно не походила: невысокая, даже ниже среднего женского роста, с чертами скорее милыми, чем правильными. Мягкий и немного вздернутый нос, алые губы, голубые глаза, темные брови притягивали взгляд, делали лицо ярким и привлекательным. Русые волосы, густые, падающие красивыми волнами, точно у русалки, румянец, гибкость и ловкость, ощущение здоровья и изобилия жизненных сил, которыми дышал весь ее облик, и правда делали ее весьма завидной невестой, а налитая пышная грудь и довольно широкие бедра обещали плодовитую мать. Девушка смелая и бойкая, Младина мало в чем отставала от Веснояры. У нее была привычка смотреть исподлобья, отчего у нее делался мрачный вид, но стоило ей улыбнуться, как ощущение мрачности сменялось задором и весельем.
О празднике Ярилы Молодого Младина думала с надеждой. Кроме прочего, в этот день Велес замыкает пасть лесным волкам, запрещая им трогать людей и скот, а «зимние волки» возвращаются к своим родам. Младине нравился Вышезар, сын Красинега, самый видный из леденических парней, да и среди его братьев было на кого посмотреть. Может быть, когда она увидит их, у ее томления появится ясная причина и цель?
– И как ты, Младинка, не боишься одна в лес ходить? – как-то по возвращении сказала ей бабка Лебедица. – Вон чего люди рассказывают, и дома сидя страху натерпишься!
– Это про оборотня, да? – подхватила Домашка.
– Какого оборотня?
– А ты и не слышала! – Сестра округлила глаза. – По всей волости уже разговор идет. Оборотень у нас объявился по весне ужасный!
– Никто не появился! – возразила Муравица. – Не болтайте зря, беду накличете.
– Но Угляна же сказала…
– Угляна сказала, что колдун объявился новый! – вставила Кукушка, третья сноха, жена Путимова брата Еловца. – Такой сильный волхвит, что все духи живые и мертвые ему повинуются! Береза срубленная с Углянкой не захотела говорить, а пообещала ему одному все дело раскрыть!
– Откуда же он взялся? – изумилась Младина.
– Пришел из лесов дремучих!
– Зачем?
– А кто же его знает? Сотворит, люди говорят, великие чудеса, только неведомо, на добро они нам будут или на худо.
– Оборотень это! – твердила бабка Лебедица. – А вы не знаете, так и не говорите! Откуда тут взяться волхвиту чужому?
– А оборотню откуда взяться?
– А вот есть откуда! Князь Волков, над всеми волками старший, зимой по лесу белым волком бегает, а на лето из лесов выходит человеком. Это он и есть! В наших краях он объявился, тут будет лето летовать.
– Это не Князь Волков! – заслышав бабий разговор, рядом остановился дядька Бродила. – Это Одинец, самый старший над всеми «зимними волками», что и летом в лесу живет. Он людей в волков одним взглядом обращать может!
– Ну вот. А я про что говорю! Не ходите, девки, в лес, а то повстречаете его, в волчиц превратитесь, будете потом волчат рожать всю жизнь!
– Да откуда это все взялось? – недоумевала Младина, устрашенная и запутанная этими противоречивыми слухами.
– Так Углянка же сказала! И сорок человек слышали, что Хотиловичи наши, что Леденичи, любой подтвердит!
Оборотень, белый Князь Волков, волхвит какой-то неведомый,
И там, в день первой весенней грозы, ее поджидала совсем иная встреча. Стоя возле березы и погружаясь мысленно в неоглядную тьму под тонкой коркой земли, Младина вдруг подняла веки – словно некое другое существо проснулось в ней и пожелало выглянуть в белый свет. Березовая роща перед ее глазами подернулась сероватой дымкой, более тонкой и прозрачной, но при этом более осязаемой, чем обычный древесный дым. Каждый предмет – деревья, пни, поваленные стволы, кусты, муравьиные кучи, ветки, коряги – стал прозрачным, в нем обнаружилась внутренняя суть, его дух. Но часть предметов была закрыта для Младины, а часть мерцала призрачным голубоватым светом, и эти вещи она видела насквозь. Она еще не поняла, что видит именно мертвые вещи – поваленные стволы, пни от срубленных деревьев, сухие сучья, – но осознала, что может говорить с этим мерцающим голубоватым огоньком внутри них. Мертвый дух срубленной березы… говорить… разве это трудно? Это очень легко… Она бросила мысленный взгляд через рощу и ухватила мерцающий огонек где-то вдали; даже не успела задуматься о том, что нужные ей березы росли за целый день пути отсюда и увидеть их, да еще через лес, никак невозможно. Мысленно она потянулась к ним, уже почти коснулась…
И вдруг мощный удар потряс все ее существо, так что Младина разом очнулась и пришла в себя. Хорошо, что успела уцепиться обеими руками за ствол березы, иначе могла бы не устоять на ногах. Серая дымка исчезла, деревья приняли обычный вид, но перед глазами все плыло, мерцали белые и голубые огоньки, будто звезды, прячущиеся в листве и дразнящие. Снова привыкая к маленькому и тесному телу, она подняла голову. Сильные порывы ветра раскачивали верхушки берез, по небу быстро тянулись темно-серые облака, и за ними ощущалось какое-то мощное движение. Да, с утра погода портилась, говорили, что будет дождь.
Не просто дождь – гроза! Буря, первая буря этой весны! Младина вдруг поняла это так ясно, словно у нее на глазах Перун седлал своего вороного коня-тучу. В груди вспыхнуло ликование, будто она дождалась того, к чему стремилась все это время. Крепче держась за березу, словно порывы ветра могли унести ее, она вглядывалась в небо и ждала.
И порывы ветра, точно отвечая ее нетерпению, стремительно усилились. Шум оглушал, гибкие стволы берез гнулись чуть ли не до земли, хлестали ветвями траву и друг друга, как в драке. Хорошо, что береза, под которой притаилась Младина, была довольно толстой и прикрывала ее. Платок свалился с головы на шею, ветер трепал и рвал косу Младины, как ветви вокруг, однако посреди этого сражения стихий ее наполнял не страх, а, наоборот, задор и ликование. Что-то огромное, мощное, источающее жар приближалось исполинскими шагами. Колебались облака, прогибаясь под тяжелой поступью…
– Где же ты?! – вдруг вырвалось у Младины.
Это подало голос то, что давно зрело в ней, и у слабой человеческой оболочки больше не было сил удержать это нечто внутри.
– Я жду тебя! – кричала она, глядя вверх сквозь пляшущие ветви. – Я давно жду тебя, появись же наконец! Приди, Перун! Приди!
Она сама оглохла от своего отчаянного вопля, так ладно вливавшегося в шум ветра и ветвей, будто все они тысячей голосов подхватывают и усиливают ее призыв.
И вот призываемый откликнулся: в гуще темных туч сверкнула золотая молния, словно скользнул между ними Огненный Змей. Потряс небеса громовой удар. И Младина увидела лицо: сияющее, как солнце, одетое живым пламенем волос и бороды, оно заполонило чуть ли не полнеба и смотрело на нее сверху…